– И что с ней делать?

– Почистить и пожарить. Доверяем это тебе. Да, кстати – ты что, не идешь никуда? А говорила?

– Передумала. Но чистить я ее не буду. Как ее чистить? – она же совсем живая. Я не живодер, меня совесть замучает.

– Ладно, запусти ее в ванну. Вечером придем, и мама почистит. Почистишь, Галчонок?

– Попробую, – неуверенно отозвалась мать. – Но если она будет так же вилять хвостом и смотреть мне в глаза, я тоже не смогу.

– Да вы что, обалдели? – возмутился отец. – В том то и ценность, что она живая. Кто же ест дохлую рыбу? Ладно, тащи ее в ванну и налей побольше воды. Вернемся, разберемся.

И они быстренько умотали. А Настя наполнила ванну водой и запустила туда толстолобика. Пока она его тащила, рыбина не шевелилась, – Настя с облегчением подумала, что та уснула. Но у края ванны толстолобик дернулся и резво плюхнулся в воду, окатив девочку целым снопом брызг. В ванне рыбина походила кругами, обживаясь, потом поднялась к поверхности и пошевелила губами, словно хотела что-то сказать. Федор, опираясь передними лапами о край ванны, с интересом следил за ней.

Может, она есть хочет, подумала девочка. Дать ей крошек, что ли? И только она нацелилась пойти на кухню, как в дверь снова зазвонили.

– Настенька, откройте, это я, – прозвучал самый прекрасный голос на свете. – Открой, пожалуйста!

Настя, конечно, открыла, – как не открыть собственному счастью?

– Настенька, что случилось? – огорченно спросил Вадим. – Наташа сказала, что ты не идешь. Вы что, поссорились?

– Понимаешь, Вадим… – начала Настя, лихорадочно придумывая, что бы такое соврать поприличнее, – но тут из ванны послышался истошный вопль Федора. Настя метнулась туда, Вадим за ней.

Картина, представшая перед ними, заставила скорчиться от хохота. Федор с выпученными от ужаса глазами стоял на задних лапах и ожесточенно скреб передними по скользкому краю ванны, безуспешно пытаясь выскочить из нее, – а рыбина, пристроившись сзади, меланхолично жевала кончик его хвоста.

Вытащив мокрого и несчастного Федора, Настя замотала его в полотенце и отнесла в кресло. Затем пересадила рыбу в таз – та, свернувшись калачиком, еле поместилась в нем, – и поменяла воду. Снова опустив в ванну толстолоба, она покрошила булку, и они стали наблюдать за его действиями. Толстолоб, переплывая от одной крошки к другой, быстренько слопал все угощение и остановился у края ванны, просительно повиливая хвостом.

– Не наелся, – констатировал Вадим. – Надо дать ему что-нибудь посущественнее. Каких-нибудь насекомых.

– Мух сейчас нет, – улыбнулась Настя, – тараканов мы вывели. Может, колбасы?

– Попробуй.

Колбасу рыбина съела с не меньшим аппетитом, закусила ее кусочками вареного мяса и сосиски. После чего опустилась на дно ванны и замерла.

– Теперь спать пошел. И что вы с ним собираетесь делать?

– Понятия не имею.

– Ну ладно. Настенька, одевайся быстрее – времени до начала всего ничего.

– Вадим, я не пойду.

– Но почему? Ведь утром ты согласилась. Что случилось?

– Настроение пропало.

– Из-за чего? Из-за подруги? У нее вообще глаза на мокром месте. Вы что, поссорились?

Ну, как ему объяснить? Ведь не скажешь: тебя не поделили. До чего же он красивый, просто, Олег Меньшиков, только еще красивее.

Хочу пойти, вдруг поняла Настя. Пусть эта выдра как хочет, а я пойду. Иначе буду весь вечер жалеть.

– Ладно, уговорил, – обрадовала она Вадима и пошла в другую комнату переодеваться. Открыв шифоньер, Настя остановилась в нерешительности. Что надеть? Наташкино платье? Что-то не хочется. Старое бархатное? Но оно такое допотопное! А если что-нибудь из маминых нарядов?