Я, Кита, могла в том мире то, чего не могла в мире своём. Там я была бесстрашной, ловкой и даже смертоносной… а здесь – на уроке физ-ры я не могла залезть по канату, сделать подъем переворотом и да, так и не освоила езду на велосипеде.

В шестнадцать лет нас начали готовить ко второй нашей роли – ублажительниц. Нам давали уроки, как надо себя вести, что нужно делать. Учили быть покорными и трепетными любовницами. Мы должны были быть смертоносными, но при этом уметь быть сладострастными, когда этого хотел наш хозяин.

В то время я, Вика, здесь в понятном и привычном всем мире, была совершенно дезориентирована. Я не понимала с одной стороны тех знаний, к которым меня приобщали, вкладывали в меня, благо только в теории, но при этом все эти статьи про секс, что мои одноклассницы читали в молодёжных журналах, пряча их от взрослых, были для меня смешны и даже примитивны.

Когда мне исполнилось восемнадцать, меня провели через обряд посвящения и моё обучение закончилось.

Это надо сказать достаточно удивительно – на тот момент, за восемь лет такой вот непонятной, я бы даже сказала двойной, жизни я свыклась со своей участью. Я смирилась. И потому, когда в том мире меня сделали женщиной, а в этом я осталась девственницей, – это даже как-то и не ошарашило, что ли. Да и, в сравнении с боевыми тренировками, обряд был детским лепетом.

Наверное сложно понять, какого этого – одна там, другая здесь. Но я сама так и не поняла, как это работает.

Я, Вика, относилась к тому, что со мной происходило, как к долгому и бесконечному сну, который закончится, когда я умру. Правда и в этом я была не до конца уверена. И вот это как раз отвратительное чувство. А ещё – чувство, что ты себе не принадлежишь.

Сначала внутри меня был протест, который подначивал подростковый возраст. Я, Вика, негодовала – какого хрена вообще происходит? Почему я должна подчиняться? И какого, простите, чёрта, я здесь вообще не такая, как там.

Внешне я была такой же. Всё было одинаково, кроме – там у меня было натренированное тело, при этом жрецы поддерживали в нас баланс женственности и силы.

У нас не было чёткого рельефа мышц, мы не были этакими фитнес-богинями. Наоборот, жрецы стремились, чтобы черты наших тел были мягкими, женственными и притягательными. Я смотрела на себя в натёртых до блеска огромным медных щитах и видела такой же, какой видела дома в зеркале. Но почему-то всё равно это тело отличалось. Почему-то было другим.

И моя воля. Это было болезненным и трагичным – Кита полностью подчинялась воле храма. И хотя возвращаясь в себя я поначалу была невероятно возмущена тем, что Кита так покорна и хладнокровна, идёт на поводу желаний тех, кто ею, то есть мной, руководит, и каждый раз отчаянно требовала и загадывала, что в следующий раз не дам Ките прогнуться, пойти на поводу, что утрою уже наконец бунт, но… нет.

В один раз нас снова собрали в зале. Уже совсем не тех девочек, которыми мы попали сюда. На этот раз к нам пришёл не первый жрец, которым, как я узнала позднее, был тот священник. Это был сам повелитель – король, что правил в Са-Гаар, столице свободных, объединённых землях Ихнаты, что находились в мире под названием Тэ-Огунт. С правителем был его сын, наследник, принц крови.

Он обошёл всех рав, что были в зале, бесцеремонно щупая нас, словно мы овощи на рынке, да и с овощами так не обращаются. И после выбрал десять понравившихся, которые должны были стать его хранительницами и наложницами.

Среди этих десяти была и я.

И весь мой бунт, конечно проявился, когда я попала назад, в тот самый момент, когда Вика в очередной раз зависла, на словах моей лучшей подруги, которая уже не реагировала на мои подвисы, о том, что все мужики – козлы. “Да!”, – авторитетно согласилась я, хотя в этой моей спокойной, размеренной жизни в целом таких уж прям козлов, на тот момент, и не встречала.