Экипаж проложил путь.
Маргарита Романовна ждала гостью на крыльце дома. Это была высокая, статная женщина, одетая в строгое платье по моде прошлого десятилетия.
При взгляде на ее лицо у Маши екнуло сердце: внешность отца она помнила плохо, но, видимо, было что-то в чертах его сестры, что отозвалось в памяти. Глаза, наверное. Но у отца они точно были живыми, смеющимися, а у тети – напряженными, без тени улыбки.
И Маше она кивнула как-то по-деловому, произнеся приличествующие случаю слова:
— Мария Петровна, добро пожаловать в «Тихие версты». Как доехали от станции?
Маше сразу полегчало. Она понятия не имела, что бы делала, набросься на нее тетушка с лобзаниями и объятьями. Тетушка же демонстрировала, что выполняет свой долг, и родичаться до хруста костей с новоявленной наследницей не собирается.
При этом она была вежливой и даже приветливой, пока разговор шел в пределах нейтральных тем. Такое положение дел Марью Петровну более чем устраивало.
Она заверила Маргариту Романовну, что доехала отлично, по хорошей дороге и быстро.
— Повезло, — одобрительно кивнула тетя. — Дождем тянет. У нас так часто: весь день ведро, а к вечеру – как из ведра. Скоро закат. Не будем ждать, поедем в «Осинки». Я заранее послала слуг, как только Федор Терентьевич телеграмму отбил, – просушить перины и подушки. Дом уже два года стоит нежилой.
— Но Федор Терентьевич сказал, что… — слово «бабушка» Маше произнести было сложно, — Татьяна Варфоломеевна скончалась четыре месяца назад.
— Все правильно, — помедлив, ответила Маргарита Романовна. Смуглая девица в строгой форме подала ей капор и накидку. — После смерти отца мама жила у меня.
Маша кивнула. Почему-то тревожно кольнуло сердце.
Они сели в двуколку. В дороге Маргарита Романовна говорила мало. Спрашивала о путешествии в поезде, кивала на проплывавшие мимо пейзажи:
— Вереева поляна, Датские луга, Мельников овраг. Дальше дом Возгонцевых, брошенный. Не ходите туда. Вон то – поместье Абрамцевых, там нынче гостят брат и сестра Абрамцевы, Сергей и Елизавета, племянники Софьи Сергеевны. Представлю вас. Лизонька весьма охоча до гостей. Вон там начинаются земли вдольских князей Левецких, сами они давно в Петербург перебрались, однако имение поддерживают в порядке.
От красоты видов у Маши кружилась голова. Пахло то яблоками, то речным илом, то прелой листвой. Рощицы нарядились в желтое и красное, вдоль дороги алели ягоды боярышника. Горизонт застлало розовой дымкой, и долина смотрелась акварельной чашею.
Колеса двуколки застучали по каменному мосту над широкой, плавной рекой.
— Велеша, — бросила Маргарита Романовна. — Неглубока, но омутами опасна.
— Значит, и водяницы в ней живут? — оживилась Маша.
— Живут, — покривившись, подтвердила тетя. — Давно пора управу на них найти, спасу от поперечной нечисти нет.
Маша кашлянула в кулачок и остаток дороги молчала, только смотрела по сторонам.
***
— Не видать? — лениво спросил Сергей, оторвавшись от книги.
— О ком ты? — фальшиво удивилась Лиза, продолжая глядеть в окно на пыльную дорогу, ведущую от поместья на холмы.
— О младом вдольском князе Иване Левецком, бессовестно не ответившем на твое… третье?... приглашение.
Лиза сбросила маску томности, в сердцах смяла пригласительную карточку Абрамцевых, дорогую, с золотым тиснением и вензелями. Бросила ее на пол. И после посмотрела с сожалением – денег на новые приглашения уже не было. И в этом была вся Лиза – гнев временами затмевал практичность и благоразумие.
Напоминание о неподвластности собственного характера еще больше разозлила Лизоньку и она направила свой гнев на господина Левецкого.