— А я, пожалуй, останусь уже, — храбро решилась Маша. — Отпуску у меня немного, всего две недели, начну знакомиться прямо сегодня.

В глазах тети промелькнуло странное выражение.

— Однако из слуг с вами остаться никто не захочет, — возразила она.

— Так и не надо. Я привыкла сама о себе заботиться.

— Как пожелаете, дорогая. Все необходимое вы найдете наверху и в кухне, в шкафах и кладовках, — выразительно помолчав, сказала Маргарита Романовна. — Аким Фалантьевич прикупил снеди в деревне и положил в холодильный шкаф. Утром я пришлю к вам Марфушу.

Маша улыбнулась и кивнула. Она уже предвкушала, как будет осматривать огромный дом, представляя его своим, но разумом понимая, что здесь ей не место. А сердцем же… на сердце было разное.

… Маша догадывалась, почему среди слуг Маргариты Романовны не нашлось желающих провести ночь в доме Осининых. В особняке давно и основательно поселилось Поперечье.

Деревенские знали: хорошее место недолго пустым стоит. Нет хозяев – лес рано или поздно к рукам приберет. И не каждый после того с подселенцами договориться сможет. Маша сможет… наверное.

После Реформы и освобождения крестьян многие поместья разорились, а то и были брошены. Там, где человек не живет, дом быстро ветшает и осыпается. Ближе к югу нечисть тогда особенно расплодилась.

Потребовались годы, чтобы вдольские князья с ведунами и ведуньями навели на пустующих землях порядок. Отец Маши, помнится, и сорок лет спустя по срочным вызовам в ночь срывался. В одной такой экспедиции и погиб в наводнении, селян спасая…

Марья Петровна обошла дом и нашла как несколько явных признаков присутствия нечисти – остатки гнезда куковицы, следы луговика на потолке кладовой над коробами с зерном, склад домовика (сухари, сушеные яблоки и орехи), так и неявных – запах ила и свежескошенной травы на задней террасе, побеги цветущего кремень-чая под крыльцом.

Поперечье испокон веков тянулось к человеческому жилью, впитывало эманации людские подобные тем, что пока хранил дом: эмоции, остатки снов, воспоминаний и мыслей.

Но еще год-два, и от них не останется и следа. Тогда Поперечье уйдет, и хорошо, если вместо домовых, игошек и паучьих теневиц не поселится в пустом, ветшающем особняке нечто пострашнее.

Маше пришлось признать: покамест не она хозяйка в доме Осининых. Ничего, подвинуться не беда – беда, если Марию не примут. Тогда плакали две недели отпуску на свежем, сладком воздухе Приречья.

Впрочем, ночь все покажет, по местам расставит.

Маша ходила по дому и больше не удивлялась, почему Поперечье так просто облюбовало Осининский манор. Дом болел. Он скрипел и жаловался на нездоровье и дурные сны. Он был рад любому вниманию и привечал даже нечисть. И еще… в нем жили странные сквозняки. И обычные случались, от щелей в осевших окнах, но были и другие, ни с того ни с сего, ледяной водой по ногам и лицу…

Нет, не мертвый дух скончавшихся в нем людей рождал тревогу – что-то иное.

Маша пообещала себе, что в ближайшие дни побывает на могиле Осининой. Однако она была уверенна, что Татьяна Варфоломеевна упокоилась с миром и всеми полагающимися ритуалами. Что до Романа Александровича, следов его жизни в особняке Маша так и не отыскала. Словно бы и не жил он тут никогда.

Дом жаждал тепла и внимания. Затаив дыхание, следил он за передвижениями… нет, не хозяйки, гостьи. И это несказанно смущало Машу, бередило ее тайные желания: остаться, хозяйской рукой навести порядок, изгнать то мертвое и печальное, что поселилось в маноре.

Кухня поражала своими размерами и количеством невиданной утвари. Очевидно, Осинины были большими поклонниками вкусной еды.