Вот и сама колокольня. Дверей как таковых, понятно, уже не сохранилось. С восточной стороны, где некогда располагался вход в пространство храма, сооружено что-то наподобие часовни. По стенам, где была возможность, разместили бумажные иконки, современные, софринской печати, и старинные, дореволюционные. Стены внутри колокольни в свое время были расписаны яркими красками. От самих фресок уже практически ничего не сохранилось, но понять, что здесь изображалось, кое-где еще можно. Я предложил:

– Матушка, давай попоем.

– Что мы будем петь?

Вспомнив описание того величественного хора из пятисот человек, что из года в год собирался на этом самом месте в ночь на Пасху, я представил их себе стоящими здесь, рядом с нами, и ответил:

– Мы будем петь пасхальные стихиры. – Матушка согласно кивнула. Я перекрестился и подал возглас: – Да воскреснет Бог и расточатся врази Его…

Мы пели, а в это время Полинка продолжала бродить рядом с колокольней. Краем глаза я следил за внучкой и видел, как она отмахивается веточкой от слепней и комаров. Про себя отметил: а здесь под колокольней ни мухи, ни комары, ни еще какая другая живность нас не беспокоили.

Вернувшись в машину и напоив Полинку чаем, мы засобирались назад к себе в поселок. Только отъехали и видим: наш ребенок, еще пять минут назад деятельный и подвижный, уже свернулся калачиком и спит на заднем сиденье.

– И правильно делает, – резюмировала бабушка, приняла удобную позу и тоже уснула.

Потом она мне рассказывала:

– Словно чьи-то невидимые руки мягко легли мне на плечи, а вместе с ними навалилась усталость, и я уже не могла ей сопротивляться.

Мои спутницы так и проспали до того момента, как я припарковал машину у самого подъезда. Потом мы обедали, и уже я сам ощутил усталость, прилег на диван и несколько часов не мог проснуться. Понимал, что давно пора вставать, а глаза не открывались.

На следующий день я, пересмотрев на смартфоне фотографии нашей вчерашней поездки, несколько особенно красочных выставил у себя на страничке в соцсетях. И в тот же вечер получил два письма следующего содержания:

«Аня рассказывала, вызвали альпиниста, чтобы забрался на колокольню в Аргунове и снял крест. Женщины собрались, стоят с иконами, молятся. Парень молодой, чернявый. Взобрался и обратно спускается. Ему говорят: „Почему не снял?“ А он, испуганный, говорит: „Мне сейчас старик там явился и сказал: «Если дотронешься до креста, скину тебя вниз». – Показал на икону Николая Чудотворца. – Вот он сказал“.

Парень тот, альпинист, когда слез, поседел. Аня говорит, залез черный, слез, шапку снял, а у него проседь.

В девяностые один мужчина из Нагорного все в Аргуны ездил, лазил, пытался добраться до креста. Однажды уехал туда и больше не вернулся. Пропал без вести. Крест пытались даже с вертолета снять, бесполезно. И стреляли в него, от пуль следы остались, а он до сих пор стоит».

«Одна моя знакомая живет в поселке Нагорном, у нее дом в деревне Цепнино. Рядом село Барское. Однажды, несколько лет назад, ее подруга просила сходить с ней в Аргуново, все ей хотелось там побывать. А незадолго до планируемого похода она вывихнула ногу и хромала. Несмотря на это, все-таки пошли. Потихоньку дошли, помолились, потом стали осматриваться и видят, что стоят они рядом с фреской, на которой изображен апостол Петр в момент исцеления хромого. „Слушай, – говорит подруга, – а нога-то у меня больше не болит“.

Эту фреску я тоже видела. К сожалению, сейчас от нее уже практически ничего не осталось, сохранились одни только лики».