Как-то мы с тетей Аллой, под патронажем которой я прожила полгода после гибели мамы, побывали на экскурсии в Красноярске.

Стоял лютый декабрь. Над Енисеем простирался туман, сквозь который едва просматривался его противоположный берег. Я тогда знатно промёрзла, но вода в реке лишь местами слегка покрылась прозрачной корочкой. Это было удивительно, ведь рядом с домом тети Аллы она, казалось, заледенела намертво, и мы спокойно прогуливались по льду, нисколько не рискуя провалиться под толстую корку. Да, это выглядело загадочно и абсолютно неправдоподобно. Я спросила тогда тетю Аллу, почему это так, и она объяснила, что…

– Екатерина, вы здесь? – в уши мне хлынул настойчивый голос Орлова.

– А? Да, конечно…

Я выплыла из морока давних воспоминаний и взглянула на своего собеседника.

– Повторю вопрос: на каких иностранных языках ты говоришь?

– А с чего вы взяли, что я вообще на них говорю?

– Сопоставил факты.

– Какие?

– Миронов сносно владеет четырьмя. Два из них родственные, но не суть… Ты его дочь. Думаю, что унаследовала его способности.

– Вы сказали «владеет», значит папа жив?

– Не меняй тему. Ответь на вопрос.

– Да, я поняла, что вы собираетесь куда-то ехать и что-то увидеть собственными глазами. Можно спросить, что?

– Нет.

– Почему?

– Это закрытая информация. Значит в активе английский. Ещё какой?

– Эсперанто.

– Почему выбрала его? – Кажется, мне снова удалось удивить своего строгого собеседника.

– Загадочный. Относительно легкий, значит можно быстро освоить.

– Что еще в активе?

– Совсем чуть-чуть говорю по-французски и…

– И?

– Это допрос?

– Ты сказала «и» и осеклась.

– Почему осеклась? Я хотела сказать: «И всё».

– Не думаю… Ну ладно… оставим это пока.

– Пока?

– До лучших времён, – загадочно усмехнулся мой дознаватель.

– До лучших – это до каких же? – настояла я, похоже, даже после душа не растеряв былой репейности.

– До той поры, когда наше общение станет мне по-настоящему интересным.

– Даже так… – осеклась я, но взяла себя в руки и спросила: – А если не станет?

– Значит потеряет актуальность.

– А… ну да… Как говорила бабуля: «на нет и суда нет…»

– Твоя бабуля была мудрой женщиной. Не справилась с горем… Не осилила. Жаль…

– Вы имеете в виду гибель мамы?

Орлов молча медленно кивнул, а я рискнула поймать момент и, раз разговор коснулся моих близких, отважилась на ещё одну попытку достучаться до своего скрытного собеседника:

– Почему вы говорите о папе… в настоящем времени? Вы знаете, что он жив? Когда вы его видели? – принялась я забрасывала его вопросами, ответы на которые были мне жизненно необходимы. – Я чувствую, что вы что-то знаете! – надеясь на его откровенность, горячо утверждала я. Настолько горячо, что не заметила, как «проснулся» мой сотовый. Вернее, проигнорировала его жужжание. – Не скрывайте от меня… пожалуйста, – просила я, – ведь дочь имеет право знать о своём отце всё! И если…

– Всего вам знать не обязательно, – холодно прервали меня. – Вам звонят. Ответьте.

Я осеклась и расстроенно взглянула на тумбочку, на которой продолжал вибрировать мой смарт. Нехотя потянулась за ним. На экране высветился номер, который мне ни о чём не говорил. Я разочарованно глядела на светящийся дисплей и очень сожалела, что этот звонок прервал наш с Орловым разговор.

– Что-то не так?

– Номер незнакомый.

– Ответьте и поставьте на громкую связь, – по-хозяйски распорядился мой строгий «надсмотрщик».

Снова смутное беспокойство тонкой иголочкой кольнуло в груди. Взглянув еще раз на экран телефона, я решила последовать совету.