«Это твоя норма, малышка!» – в голове раздался добрый, тихий голос из моего далекого детства. Голос этот никогда не звучал по-русски. Всегда – на одном странном диалекте. На наречии, которое когда-то я вынуждена была научиться понимать…

Те медальоны были – пальчики оближешь! И я всегда съедала их все до последнего кусочка, сидя за широким столом в кругу людей, на полгода заменивших мне семью. Перед глазами, как по команде, поплыли их далекие образы. Лица эти настолько плохо сохранились в памяти, что казались очень слабо «прорисованными», едва различимыми. Я попыталась «прорисовать» их четче, постаравшись «переместиться» в то время, и даже увидела, как мы с одной девчонкой рассекаем на коньках по крепкому Енисейскому льду.

«Как же ее звали? – задумалась я, – Не помню…»

– Екатерина!

– Да, – рассеянно откликнулась я.

– Что тебя затянуло в этот раз?

– Вспомнилась одна поездка.

– Куда?

– Есть ли смысл рассказывать… Давно это было.

– Послушаю и решу, есть он или нет. Так куда ездила?

– За Урал, – ответила я, удивляясь его настойчивости.

– Добавь конкретики! – распорядился он. И уточнил: – Куда именно за Урал?

– Если конкретнее, – вздохнув, объяснила я, – то в Красноярский край… Там такая тайга… Красиво… Очень…

– С кем ездила?

– С дедушкой. Он тогда отвез меня к тете Алле – маминой подруге.

– Зачем?

– Сказал, для того, «чтобы пришла в себя». Понимаете… Когда не стало мамы… Это выбило меня из колеи. Помню, отказывалась разговаривать. С кем бы то ни было.

– Почему?

– Не знаю.... Просто стала считать это неинтересным. Постоянно сидела в своей комнате. По-турецки… И смотрела на портрет мамы. Он вдруг появился на стене напротив моей кровати. Смотрела на маму и постоянно плакала. В общем…

Меня слушали молча. Не перебивая, не задавая наводящих вопросов. И, казалось, вслушивались в каждое слово, которое я произносила.

– Дед решил, что я в депрессии, – продолжила я, – И счел смену обстановки единственным, что помогло бы вытянуть меня из нее. Он оказался прав – помогло. Правда, в тот день, когда он сообщил мне, что переезжаю невесть куда, я взбунтовалась не на шутку, – усмехнулась я, вспоминая. – И тогда я решила сбежать.

– Куда? – видимо, не сдержался мой слушатель.

В его глазах считывался интерес. И это подтолкнуло меня к откровенности. Мне вдруг захотелось рассказать ему о той поездке все. Все, что удастся вспомнить…

– На дачу к Алисе, – поделилась я, возродив в памяти свои ощущения тех дней.

Тогда меня накрыло покрывалом безысходности. Тяжелым. Будто свинцовым. Дни вяло плелись один за другим. Я просыпалась по утрам и неизменно приходила в ужас от того, насколько всё изменилось. Насколько безрадостной стала жизнь.

– Идея с побегом показалась мне удачной, – продолжила я свой рассказ, —Думала, отсижусь на Алискиной даче несколько дней и вернусь. А тем временем дедушка откажется от намерения отсылать меня из дома. Именно отсылать, потому что свой отъезд я воспринимала как ссылку. У Алисы на даче был большой дом. Она заверила меня, что в погребе там полно продуктов… Как раз тогда бабуля уже научила меня жарить яичницу и варить картошку. Поэтому я была уверена, что голодать не придется. Правда, чтобы добраться до продуктов, нужно было открыть дверь погреба. А она трудно открывалась. Алиса говорила, что дверь та находилась в полу, и надо было очень сильно ее тянуть. Но мы тогда решили, что вместе потянем и обязательно откроем… А еще у них на даче было много книг – огромная такая библиотека. А с книгами нам было бы не скучно. В общем, расчет был на то, что дедушка за это время передумает увозить меня из дома. И от Алисы.