«Надо говорить «от того и смеюсь»».

«Правда? Не знал».

«Так дедушка говорит».

«Ясно. Так сколько новых слов в день ты учишь?»

«Десять. Как ты сюда вошел? Меня же заперли! Ты что, шпион?!» – вдруг догадываюсь я.

Он усмехается и отвечает:

«Нет, я разведчик».

«Я тоже разведчик!»

«Ясно… А ты прыткая! Ловко меня провела.И указала на недочёт».

«Что это «недочёт»?»

«Это когда вроде всё в образе продумал, а потом: бац – и случается форс-мажор. Непорядок. Но я решу эту проблему».

«Ты говоришь … совсем непонятно. Что такое фокс…мажор?»

«Форс-мажор. Это что-то неожиданное. Что-то такое, что ты не можешь изменить, понимаешь? Например, ты стянула с меня парик и разоблачила».

«Как это – «разолачила»?»

«Ра—зо—бла—чи—ла. Это значит указала на провал, понимаешь. Мой провал. В данном случае – с маскировкой. Это плохо…»

«Слово «маскировка» я знаю. Знаешь, как я запомнила?»

«Как?»

«Маски— ровка. Эта маска такая. Ты как будто прячешься, чтобы не узнали».

«Что-то вроде, да…»

«И слово «провал» тоже знаю. Так папа мне говорит, если я неправильно выполняю его задание».

«И часто он тебе это говорит?»

«Нет. Я хороший агент. Ценный. Так он часто говорит. Ты не переживай, – вдруг решаю его приободрить, – Ты тоже станешь хорошим агентом. Ценным».

«Думаешь, стану?»

«Ага… Ой… то есть, да. Дедушка не разрешает мне говорить «ага». Только «да» говорить можно. Потому что это правильно. А «ага» – неправильно».

«Думаю, он прав».

«Он всегда прав. Он очень умный. Такой же, как ты. И почти такой же, как папа».

«Почему почти такой же, как папа?»

«Потому что папа умеет читать стихи. По памяти. Один раз взглянул – и запомнил. Я тоже так могу. А дедушка – не может».

Глава 9 Один секрет на двоих

«Ясно. Слушай, а давай договоримся, что никому не скажем о том, что ты стянула с меня парик».

«А что это – «парик»?»

«Вот эта штуковина», – поясняет он, вертя у меня перед носом своими вторыми волосами.

«Аааа поняла. Не скажем даже маме?»

«Ни—ко—му! – говорит он по слогам. И спрашивает: А, кто у нас мама?»

«Ее зовут Ольга Громова. Она здесь работает».

«Вот как! Ей – в первую очередь! Так ты и есть Котёнок?»

«Так меня только мама и бабушка называют. Иногда – дедушка. Только совсем иногда—иногда».

«Ясно. А папа принцессой зовет?»

«Нет. Принцесской. Это мой позывной. Он секретный, – хвалюсь я. – А ты кто?»

«Давай договоримся: ты будешь называть меня блондином, хорошо?»

«Что это – «блондин»?»

«Так называют человека со светлыми волосами».

«Но у тебя они чёрные! Значит ты не блондин!»

«В логике тебе не откажешь, – с досадой бросает он. И добавляет, подумав: – Давай, так: то, что я на самом деле не блондин – будет нашим с тобой секретом?»

«Самым секретным секретом?»

«Да».

«Нет».

«Нет? Почему?» – удивляется он.

«Потому что у меня секрет бывает только с папой. А ты – не папа».

«Снова логично», – вздыхает он.

И я чувствую, что он очень недоволен. Это какое-то холодное недовольство. Замораживающее. Мне становится зябко и неуютно. И ещё – мне почему-то жаль, что расстроила его. Мне он нравится. Он не повышал голоса, не приказывал – просто попросит. А теперь вдруг стал другим – совсем чужим. И это мне не нравится.

«Слушай, а ведь у нас с тобой уже есть один секрет! – вдруг заявляет он, – Про газировку. Но ты не волнуйся, я никому о нем не скажу».

«Даже дедушке?» – Гляжу на него с подозрением.

«Ему – ни под какими пытками!» – клятвенно заверяет он.

«Что это «пытками»?

«Ну… Это значит, никогда ему не скажу».

«Никогда—никогда?»

Он молча кивает.

«Ладно. Я тебе верю. А что я получу?» – решаю я согласиться. Чтобы он не был таким расстроенным.