– Твоей? – удивляется. – Твой уровень самоиронии говорит об обратном. Так шутить может только уверенный в себе человек.

– Ты опять на курс какой-то записалась? Мысль стать мозгопромывалкой не покидает?

– Как ты пренебрежительна к своим коллегам, – фыркает подруга в ответ.

– Малыш, даже если ты станешь психологом, в чём я сомневаюсь, коллегами мы не станем. От трупологии это слишком далеко, – хохочу я.


Поступала я в медицинский когда-то с вдолбленным убеждением: врачами от Бога являются только хирурги. Всё остальное фигня. Что говорил папуля о психологах, я подруге никогда не скажу, не портить же её детскую мечту.

– Как возьму да скажу твоему отцу за труполога. Ты у меня первым рейсом в Калининград полетишь, – смеётся подруга.

Удивительно, конечно, что мы с ней вспомнили об одном человеке. Хотя она первая, кто меня тут, на земле, увидел после встречи с ним. Когда я всё же решилась рассказать ему о смене специализации. Вид у меня был поистине говорящий. Не убил, и на этом спасибо.

– Жду вас, кого выберешь, у себя вечером.

– Узкий круг, поняла, приняла. Жди, моя кошечка.

Ровно в шесть десять в дверь начинают стучать. Туся будет не Туся, если придёт минута в минуту. Распахиваю дверь, в просвет тут же всовываются головы Наташи и Жени.

– Мы, посоветовавшись, решили собраться основным составом, – вещает подруга. – Бухла принесли, – поднимает плечи, привлекая внимание к зажатым руками бутылкам. – У Женечки тоже есть.

В подтверждение последняя поднимает бумажный пакет, в котором звучно цокают друг о дружку бутылки.

– Четыре, как минимум. Мы с вами упьёмся.

– Там виски, – весело поясняет Наташа, проходя в квартиру. – Зря я что ли мужиков своих к бабушке сплавила. Желаю веселья. У тебя места много, можно стриптизера заказать, – играет бровями.

– Замужняя баба, – Женя то ли грозит Нате кулаком, то ли показывает кольцо на безымянном пальце.

– Да кого это останавливает? – одновременно произносим с Натой.

– Вот дурёхи, – качает Женёк головой. – Ладно она, молодая, зелёная ещё, а ты чему её учишь, а? – теперь отчитывает только Наташу.

Забираю у Наты бутылки, крепко прижимая к груди. Протягиваю руку Жене, подаю знак, что готова подхватить пакет. Она отдаёт и направляется мыть руки. Я же иду на кухню. Сделав пару шагов, слышу, как Ната во всё горло орёт, похоже, Жене.

– Ты только посмотри на её жопку. Мужик нам сам доплатит, если разрешим Алёнку пожамкать, – хохочет.

Если б не знала, подумала, что уже на грудь приняла.

– Алён, а ты дашь ему сиси потрогать? – Наташа появляется в проеме кухни, глазюки горят. Дитятке пятый десяток идёт.

– Иди руки мой, развратница недоделанная, – кидаю в неё полотенце.

– Скучные вы. Если бы у меня не было мужа, не с вами бы я тут пила, – произносит с вселенской грустью и уходит из кухни.

Глава 10


– Это он прямо в кабинет запёрся? А ты там голенькая, – Туся уже приняла, глазки блестят.

– Мне уже массаж лица делали, не была я голенькая. Прилично накрыта простыней.

– Не увидел парень напоследок персики свои любимые, – шутит и сама же смеётся. Дурёха.

Мне, если честно, тоже смешно. Пока я не одна, план кажется простым и понятным. Полностью игнорировать Артёма. Когда-то уже получалось целых четыре года. В то же время я знаю, как только за девчонками закроется дверь, начну исследовать стены. Подкину работу своим слёзным железам.

Я не тот человек, который будет годами страдать. Мне нравится жить, и жизнь моя тоже нравится. Сколько раз я слышала от девчонок, что мне повезло, делай что хочешь, никаких ограничений. Хочешь путешествуй, хочешь окрошку ешь перед телевизором и из кастрюли. Абсурдно, и в тоже время приятно. От одиночества я не страдаю, абсолютно не моя тема. Но есть одно «но». Моя болезненная привязанность к Артёму. На стены хочется лезть, когда вижу его «Ауди» под своими окнами. Неужели заняться больше нечем? Сходи железки свои потаскай. Нет же. Он может часа по четыре кряду торчать под моими окнами. Выйдет, посидит на капоте. Стоит, опершись на дверь, и смотрит в мои окна, снова в машину садится. Идиотка я полная, ведь у него это всегда срабатывало. Почти всегда. Не могу видеть его грустные глаза.