На него смотрели огромные, яркие, карие, со вспыхивающими искрами пристальные глаза, смотрели словно из бескрайней черной пустоты, наполняя трепетом и дрожью, потом они начинали стремительно приближаться, и вот уже перед ним огромный, сияющий мрачным светом глаз, он пригибает его к земле, требует чего-то. Каждый раз Феденька начинал метаться на походной кровати, запутывался в одеяле и просыпался весь в поту, один раз даже с кровати упал.

За время раскопок они извлекли из гробницы массу интересных находок, гораздо более красивых и ценных, чем этот глаз. Священные сосуды, магические амулеты, ожерелья, браслеты, серьги, золотые чаши, но ничего из этих находок не произвело на него такого впечатления. Может, у него начинается лихорадка? Или он вчера слишком устал, а потом тот глупый детский испуг, который он испытал при виде глаза?.. «Надо будет как-то ненавязчиво расспросить Картера, пусть расскажет, что это за штуковина», – решил Феденька, ворочаясь в рассветных сумерках на постели.

Утром Феденька проснулся нервный, разбитый и целый день у него все валилось из рук.

Картер с Лукасом, вооружившись лупами, кисточками и пинцетами, полностью погрузились в исследование саркофагов, Алан продолжал работать с находками, чистил, описывал, упаковывал, а Феденька ничем толком заняться не мог, путался у всех под ногами и с трудом дождался ночи.

А ночью повторился тот же сон. Глаза, огромные, требовательные, а потом один глаз. И ведь что удивительно, накануне он специально не доставал свое сокровище из чемодана, пальцем не трогал! Глазом не взглянул, а кошмары мучили, и словно кто-то долбил его голову одной навязчивой мыслью: не вскрывай последнюю гробницу!

А он-то что? Ему какое дело, сердито размышлял Феденька, встав утром с постели. Он и так ее открывать не собирался. Да вроде как и Картер пока не планировал. И вообще, может это магия древняя, вроде проклятья? Говорят же египтяне, что каждую гробницу жрецы запечатывали и древние проклятия накладывали, чтобы воры туда не лазили, а кто все же залез, умирал страшной смертью. Может, этот глаз как раз такой проклятый амулет, вот ему и снится всякая жуть? Продать бы его поскорее.

– Тедди, ты что такой хмурый сегодня? – весело поинтересовался Алан за завтраком, намазывая джемом лепешку. – Может, несварение желудка? Что-то ты бледный какой-то.

– Может, – буркнул Феденька, но позавтракал все же плотно, и даже с аппетитом, свойственным здоровому восемнадцатилетнему организму. – Слушай, Алан, – завел он разговор, когда они шли после завтрака к гробнице, – а что означает изображение Анубиса и Осириса, на, скажем, амулете?

– Да ты и сам не хуже меня знаешь, – пожал плечами Алан, он был молод, но считался талантливым перспективным ученым с большим багажом знаний и весьма въедливым подходом к делу. – Обычные погребальные символы. Анубис – проводник в царство мертвых, Осирис – повелитель.

– Ну а, допустим, если такие символы помещены на изображении глаза или под ним?

– На изображении? Впервые слышу, чтобы иероглифы наносились поверх изображения, – удивился Алан.

– Ну, я нет так выразился, – поспешил исправиться Феденька. – Я имел в виду, на обратной стороне амулета, например.

– А-а. – Они остановились перед входом в гробницу, в колышущемся солнечном мареве глядя на уходящее за выступающие скалы ущелье. – Да все то же самое. Помощь и покровительство в загробном мире. Речь ведь идет о фараоне? В нашем мире он был сыном бога Гора, а по ту сторону жизни, так сказать, сыном Осириса. А что ты вдруг так заинтересовался, разве у нас был такой амулет?