Так что же оставалось, если отбросить личные мотивы? Убиты два взрослых успешных мужика лет пятидесяти, работающих в совершенно различных отраслях, не связанных финансовыми интересами, да вообще ничем не связанных, кроме врачебных приемов раз в месяц. И что из этого вытекает?
– Хрен знает, что из этого вытекает, – зло буркнул капитан, хлопнув рукой по столу.
Действительно вытекало мало чего.
Итак. Кулебин приходил на прием к Щелокову, во время сеанса они разговаривали о ничего не значащих вещах. Со слов остеопата. А если это неправда? А если Кулебин со Щелоковым находились в более близких отношениях? А если тот рассказывал остеопату о своих делах, как, скажем, психоаналитику или, например, парикмахеру? Привык болтать о всякой всячине, как это бывает с малознакомыми людьми, да и сболтнул вдруг что-то важное?
Допустим. Что из этого вытекает? Капитан задумался. Что вытекает? Если бы убили остеопата, можно было бы подумать, что тот шантажировал Кулебина. А убили обоих, так что выходит? Выходит, что Кулебин рассказал кому-то, что проболтался остеопату? И некто третий убрал их обоих от греха подальше? Чушь какая-то. И потом, какие такие тайны могли быть у директора парка снегоуборочных машин?
А вдруг это остеопат разболтал Кулебину чью-то тайну? Тоже не сходится. Остается одна версия. Этих двоих связывает нечто, не лежащее на поверхности. Подпольное казино, наркотическая зависимость, общая любовница, подпольный бойцовский клуб, что-то не вполне законное, порочное. В любом случае придется копать под обоих.
– Андрей, ты чего сидишь медитируешь, по домам пора, или ты на ночевку нацелился? – вывел капитана из задумчивости Вадим Роговцев. – Пошли уже, мыслитель, а то тебя Машка дома вместо ужина с потрохами сжует.
Это была правда. А потому Андрей, засунув папку в сейф, схватил куртку и поспешил следом за Вадимом.
– Миланочка, вы все-таки подумайте, – уговаривал бывшую секретаршу покойного остеопата капитан. – Может, вы случайно какой-то разговор слышали или видели, как он с какой-то девушкой вне офиса общался, может, СМС читал? – с неугасающей надеждой расспрашивал он.
– Да нет же. Ничего такого я не знаю. Да и стал бы он при мне любовницу афишировать, а вдруг я жене накапаю или шантажировать его вздумаю?
– А вы могли бы?
– Нет, конечно!
– Ладно. А как давно вы здесь работаете?
– С весны двадцатого года. А до того я в клинике на ресепшене сидела, Павел Евгеньевич у нас там два раза в неделю принимал. Он мне предложил перейти, я согласилась, – предвосхищая вопрос капитана, пояснила Милана. – В клинике было суетно, народу тьма, а тут еще коронавирус. Даже страшно стало работать.
– Ясно. А до вас кто у него работал?
– По-моему, никого, он сам как-то справлялся.
– И дверь открывал и пациентов принимал?
– Дверь можно открыть из кабинета. Туда выведен монитор камеры и переговорное устройство. Нажал клавишу и открыл.
– Зачем тогда ему вы?
– Не знаю. Может, для солидности, может, так спокойнее, а то и пациенты, и телефонные звонки, и запись на прием, и отмена, и дверь открой. Наверное, стало тяжело справляться, – пожала плечами Милана.
– Ясно. Ну а к вам он не пытался приставать или заигрывать?
– Что? – фыркнула Милана. – Вы еще скажите, глазки строить! Нет, не пытался. С праздниками поздравлял, на день рождения и Восьмое марта цветы, на Новый год и Четырнадцатое февраля конфеты. И то, наверное, жена покупала.
– А жену его вы видели?
– Видела несколько раз. Обычная женщина, не красавица, не уродина, но выглядит хорошо. Одевается дорого. Они часто в Италию ездили, даже просто на распродажу в Милан. Так вещички у нее что надо, брендовые. Однажды даже мне перепало. Привезла в подарок шарф и сумочку.