Когда затрагиваются личные интересы, и противоречия, и идеология отступают на задний план. Только очень богатые люди, в число которых Рэнд не входила даже в самые удачные годы, могут позволить себе следовать идеологии объективизма в полной мере. Получая от Института Айн Рэнд гонорары, сумма которых в 2009 году[49] превысила 439 тысяч долларов, да еще жалованье директора инвестиционного фонда, – уйдя на покой, Брук, вероятно, сможет систематически придерживаться рэндианской философии и не пользоваться государственными программами.[50]

Однако большинству людей подобная роскошь недоступна.

Не знаю, как обстояли дела у остальных собравшихся в зале отеля. У меня сложилось впечатление, что все они без колебаний воспользуются программой Medicare, если все их траст-фонды, «золотые парашюты» или страховки не обеспечат им должного медицинского обслуживания. На собрании в «St. Regis» этот вопрос не обсуждался, и вряд ли он вообще подлежит обсуждению.

Их мнение по поводу общественных интересов было сформировано Айн Рэнд, а она учила, что такого понятия, как общественный интерес, попросту не существует. Она писала: «Нет такого организма, как общество, потому что общество – это всего лишь сумма индивидуумов». А значит, «когда заходит речь о столкновении „общественных интересов“ с личными, кого-то непременно приносят в жертву чужим интересам и желаниям»[51]. Довод в высшей степени соблазнительный для зажиточных бизнесменов, которым нет ни малейшего дела до общественных интересов. Рэнд дала их бессердечию нравственное обоснование. Разумеется, общество может катиться ко всем чертям. Нет никакого общества! Однако налогоплательщики США оплачивали медицинские счета Айн Рэнд и Фрэнка О’Коннора только потому, что являлись полноправными членами общества и потому, что основывались на принципе морали: забота о престарелых – общественный интерес. А блюсти общественный интерес – правильно.

Но это еще не вся ирония. Оплачивая медицинские счета женщины, которая выступала против государственной медицинской помощи престарелым и посвятила всю свою жизнь борьбе с государственной системой, создающей подобные программы, правительство проявило настоящий альтруизм – в некотором роде даже самопожертвование. Оно буквально спасло объективизм в лице его основательницы, как в 2008 году спасло Уолл-стрит, поддержав крупные компании, которые бы палец о палец не ударили, если бы мелкие компании или тем более обычные граждане попали в затруднительное положение по собственной вине.

Однако в этом зале с роскошными люстрами, названном в честь дворца короля, которого Рэнд презирала, – в зале, где остатки дорогого ужина убирали со столов безмолвные официанты в униформе, для этого неразрешимого парадокса попросту не было места.

Для объективизма атеизм сродни фоновой музыке, которая постоянно звучит и не требует никакого признания. Герои Рэнд выступают в одиночку против целого мира, помощь смертных им не нужна, и не они тратят время на молитвы несуществующим богам. Рэнд отвергла религию и все дурное, что с нею связано, весь прилагающийся к ней багаж, который мешает человеку вести эгоистичную, пронизанную своекорыстием жизнь. Все неудобные аспекты религии, барьеры, мешающие без угрызений совести копить деньги, Рэнд называла мистицизмом. Другие называют их этикой и моралью.

В произведениях Рэнд нет ни драматических сцен на тему «Бог умер», ни истерических воплей в духе Мадлен Мюррей О’Хэйер. Вот типичные для нее рассуждения об атеизме из романа «Источник»: