Что касается одежды… В день своего приезда она была одета в черную тунику с диагональным разрезом на бедрах. Комплект дополняли висячие серебряные сережки, красные колготки и лаковые черные туфли на низком каблуке.

Сегодня она надела джинсы в обтяжку. Их дополнял мягкий розовый свитер. «Наверное, она его уже порвала», – горько усмехнулся он про себя, подумав про колючий кустарник на берегу.

У него все еще кружилась голова. Гейб упорно пытался прогнать от себя критические мысли о гламурных инженерах по системам кондиционирования, разгуливающих по ночам в зарослях кустарников с кочергой в руках.

Никки появилась внезапно. Практически прибежала – во всяком случае, она тяжело дышала. Ее глаза были все такими же огромными, а изящная прическа стала… мягко говоря, чуть менее изящной. За ухом у нее торчала застрявшая веточка.

– Все нормально? – спросила она, переводя дыхание, словно была готова обнаружить его уже остывшее тело.

– Я в порядке, – пробурчал Гейб в ответ.

Он отказался от протянутой ею руки и попытался встать. И земля поплыла у него из-под ног. Не сильно, но достаточно для того, чтобы он почувствовал необходимость схватить ее за руку.

Никки оказалась сильнее, чем он думал, – подхватила и вторую его руку, помогая ему обрести устойчивость.

– Прошу прощения. – На секунду ему показалось, что его сейчас стошнит.

– Позвольте мне проводить вас до дома.

– Сначала надо помочь собаке, – сказал он.

– Нет. Сначала надо помочь вам.

– Собака стоит в воде и воет. Я не спрашиваю вашего совета. Я сам расставляю приоритеты. – Он сделал попытку освободить свои руки, но она держала крепко.

Он перестал вырываться и позволил ей поддерживать себя.

По двум причинам. Во-первых, у него все еще кружилась голова. Во-вторых, ему это очень нравилось.

От Никкиты исходил терпкий цитрусовый аромат, и этот запах привел его в чувство.

Она ничего не говорила, просто держала его руки в своих. Все это продолжалось две минуты. Или три. Она была неразговорчива. И у нее были нежные руки. Изящные женские руки. И такие мягкие…

Конечно же они должны были показаться ему мягкими. Все женщины, с которыми Гейб встречался последние десять лет, были местными рыбачками, женщинами, которые зарабатывали себе на жизнь тяжелым физическим трудом. И только у одной женщины в его жизни были такие же нежные руки…

Он вспомнил о Лизабетт. Своей жене.

– Я пришел в себя, – наконец сказал Гейб, и тут же тишину нарушил очередной протяжный вой. – Собака.

– Пожалуйста, позвольте мне сперва отвести вас домой.

– Вы умеете управляться с собаками?

– Ну… не совсем.

– Значит, мы пойдем к собаке вместе, – решил он. – Поскольку я еще недостаточно устойчиво стою на ногах, скажу вам, что надо сделать. И вы сделаете это.

Гейб сидел в укрытии и наблюдал, как Никкита приближается к собаке с кусочками мяса в руках. Она делала это медленно и осторожно, давая собаке возможность вначале понюхать мясо. Собака была огромной. С нее стекала вода, мокрая шерсть, облепив туловище, выдавала ее жуткую худобу. Собака была скорее похожа на черного жеребенка.

– Говорите с ней ласково, – предупредил Гейб, – чтобы она поняла – ей ничего не угрожает.

Итак…

– Эй, Коняшка, все в порядке! – сказала она псу. – Выходи из воды и поешь немного мяса.

Гейб велел ей передвигаться мелкими шажками, останавливаясь при малейшем беспокойстве. Надо было убедить пса – она не представляет для него опасности.

– Ну давай, малыш… Эй, Коняшка, все в порядке! Все хорошо. Подойди ко мне и скажи, как тебя зовут на самом деле.

Никкита сняла туфли, но безнадежно вымочила джинсы. Пес продолжал пятиться назад, все еще находясь шагах в десяти от нее. Его длинная грязная шерсть висела клоками.