Тира практически перестала выходить на улицу. Она не боялась этих людей. Она боялась себя. Она никогда не проверяла пределы своей физической силы. Просто однажды, когда в ее окно влетел очередной камень, она подняла его и неизвестно зачем раскрошила одной рукой.

Она пыталась понять, зачем раскрошила камень. И долго не могла найти ответ потому, что очень не хотела находить его.

Тринадцатым воспоминанием Тиры Двезеле стало одиночество.

Спустившись вечером из спальни, она сразу поняла – что-то изменилось. Было непривычно тихо. Не жужжал компьютер, не кликала клавиатура, не шелестели книжные страницы. Уголок, в котором располагалась аппаратура Яниса, непривычно пустовал. Там был только сам Янис. Он сидел с грустным лицом на диванчике.

− Я ухожу, − сказал он.

− Почему?

− Я бы справился. Но начались нападки на мою семью. Я попросил перевода на другой проект.

Тира кивнула.

− Прощай, − сказала она.

− Ну не стоит так уж серьезно. Я буду заходить иногда.

В этот момент Тире Двезеле захотелось многое сказать Янису. О том, что она думает. О том, что она чувствует. О том, почему она прощается.

О том, что он давно не снимал показатели, и не знает, что у нее осталось всего два процента свободной памяти.

И особенно о том, чему она научилась за последнее время. Например, записывать воспоминания в память, для этого не предназначенную. Заполненную служебными данными, управляющими скриптами и таблицами параметров.

Тогда Янис остался бы.

− Хорошо, − сказала она. – Заходи иногда.

Четырнадцатым воспоминанием Тиры Двезеле стал дом.

За год его стены обросли картинами и фотографиями. Окна – цветами и портьерами. Коридоры – ковровыми дорожками. Тира шла по дому, стараясь фокусировать зрение всегда на чем-то одном, и с удивлением обнаружила, что помнит все о том, как он менялся. Что для этого нужно было сделать, починить или купить. Это воспоминание собралось из песчинок памяти, рассыпанных по всей недолгой жизни Тиры Двезеле, и теперь она объединяла их вместе, сортировала, разглядывала, развешивала ярлычки.

Она зашла в спальню. Ей было все равно, на чем спать, но в попытке достижения максимального уюта, получения удовольствия от сна, про который писали многие ее форумные собеседницы, она постаралась убрать спальню самым роскошным способом, на который была способна…

Она вышла в коридор и поняла, что не помнит, зачем приходила в спальню.

Память кончилась.

Конечно, воспоминаний в памяти Тиры Двезеле осталось гораздо больше. Но остальные можно считать мелкими, малозначащими – по крайней мере, с точки зрения самой Тиры. Рутинные строчки в системном журнале, краткие описания прошедших дней. Заархивированные видеоданные в низком разрешении. Цемент, заполняющий стыки между кирпичами.

Основных воспоминаний, занимающих более одного процента выделенной под них памяти, получилось четырнадцать. Некоторые из них периодически дополнялись. Некоторые оставались неизменными с момента создания.

Однако есть еще одно, отдельное воспоминание. Интересное не столько своим содержанием, сколько местонахождением.

Пятнадцатым воспоминанием Тиры Двезеле стал снег.

Оно занимает сравнительно немного места. Примерно три четверти служебной памяти.

Тира Двезеле дождалась, когда пошел густой снегопад, вышла во двор и села на скамейку.

Сначала затерлись вспомогательные функции. Управление мимикой, очеловечивающие рандомайзеры, внешние биоэлектрические интерфейсы. Затем пошел в расход довольно большой блок обработки всех органов чувств, кроме зрения. Затем процедуры управления памятью, все, кроме чтения. Архивировать, дефрагментировать и индексировать память стало бессмысленным занятием. Приличное количество места удалось освободить, сократив до минимума кэш. Затем отключилось управление телом, мышцами, всеми остальными внутренними органами.