Оказалось,Тифон от них уже ушел, а куда отправился, не сказал. Я набрал Лёхе. Тот тоже недавно проснулся, но Трифонов ему уже звонил, и они договорились встретиться через сорок минут у Тифа.

Я прикинул, что если возвращаться домой, то второй раз меня точно не выпустят, нужно было эти сорок минут, где-то перекантоваться.

Хотел сходить к школе, чтобы ещё раз хорошенько прочувствовать радость счастливого избавления от одиннадцатилетнего ига, но там, где была к ней дорожка, всё перерыли и пришлось отправиться к метро. Пока шёл, понял, что умираю от голода. Нащупал в кармане джинсов мелочь и приободрился.

Зашёл в магазин, взял две обсыпные булочки и маленькую бутылку Колы. Народу было немного и работала одна касса. Очередь — трое или четверо. Самое большее на пять минут. Но, как это оно обычно и бывает, за два человека от меня у пожилой женщины продукты пробились не по той цене, которая указана в ценнике, и она принялась спорить с девушкой кассиршей, намереваясь сделать возврат. Недовольно попрепиравшись, кассирша отправилась в торговый зал проверять цены.

— Такие молодые и такие злые, — обращаясь ко всей очереди, с осуждением сказала женщина.

— Мы такими не были, — поддержала её другая.

— Мы дружили и радовались всему, — ответила первая.

— И в походы ходили, и песни пели, и веселиться умели, а не ходили с этими штуками в ушах.

— Это всё от компьютеров и телефонов, — сказала ей первая.

— Да нет, — подал голос стоявший передо мной мужчина. — При чём тут компьютеры? Это всё от политики. Все сейчас злые. Я тоже злой. Раньше я знал, что такое хорошо, а что плохо, а сейчас не знаю. Я вот раньше тоже добрый был, а сейчас злой.

— Ну, хватит уже, — одёрнула его жена. — Опять ты свою шарманку завел.

— Вот раньше всё было просто и понятно, верили наши предки столетиями в какого-нибудь Перуна и верили. И никаких сомнений в том, что он существует, у них не было. Как если бы его показывали по телику, типа Урганта. Или скажем, был твой отец бедняком и дед бедняком, и все в роду тоже. И ты знал, что суждено тебе прозябать в лачуге и пахать землю до гробовой доски, поэтому и спал спокойно, что пустых надежд не питал. Раньше у людей ясность была и определенность. Они, может, и воевали, но хоть знали с кем.

Я оставил булочки и Колу прямо на ленте. После бабушкиных утренних криков мозговыносящие разговоры были перебором.

Забежал на площадку передвижной ярмарки и купил пирожки. Хотел с яблоками, но они оказались с мясом.

Завалился к Трифонову ровно через сорок минут. Лёха пришёл сразу за мной.

— В общем, расклады такие, — сказал Тифон. — Яров возьмет Хайлендер. Выдвигаемся завтра.

— Реально? На Хайлендере? — Лёха на радостях запрыгнул к нему на руки. — Как я тебя люблю! Это будет бомба! Не верю! Тифчик, ты самый лучший!

Громко чмокнул его в щёку, но мигом улетел на диван.

— Будешь вести себя, как придурок — останешься.

Лёха всё равно вскочил и принялся радостно отплясывать. Мы какое-то время ржали над ним, потом я осторожно спросил:

— Как же тебе удалось уговорить Ярова?

— Вот ещё, уговаривать его, — проворчал Тифон. — Просто сейчас нам обоим выгодно сделать вид, будто мы общаемся. Его мать просила мою помирить нас.

— Вот это поворот! — удивился Лёха. — Они что, больше не в контрах?

— Больше нет. Ангелина Васильевна всё переживает, что когда она умрёт, Ярослав один останется.

— Чёт я не догоняю. А ты-то тут причём? С какого перепугу ты должен Ярова жалеть? Он что-то не сильно тебя в школе жалел.

— Я и не жалею. Ты, Лёх, просто не в теме. Я тебе потом объясню. Позже.