Отец молчал, он стоял и так крепко держался за край стола, что у него побелели костяшки пальцев. А Гарет почему-то не мог оторвать взгляда от рук отца!

– Я ваш сын, – прошептал он, все еще глядя на руки отца и страшась посмотреть ему в лицо. – Ваш сын. Как вы могли так поступить с собственным сыном?

И тут отец, который всегда славился своими резкими ответами, гнев которого всегда был холодным, как лед, а не обжигающим, как пламя, взорвался. Он оторвал руки от стола, и комната огласилась громоподобным ревом:

– Господи, неужели ты до сих пор ничего не понял? Ты не мой сын! Ты никогда им не был! Ты внебрачный ребенок, паршивый щенок, которого твоя мать прижила с кем-то, когда я уезжал.

Долго сдерживаемая и подавляемая злость ураганом вырвалась из груди Гарета и сжала так, что он не мог дышать.

– Нет! – Он в отчаянии мотал головой. Этого не могло быть! Ему даже в голову ничего подобного не приходило. Он был копией отца. Тот же нос, те же…

– Я кормил тебя, одевал и представил миру как своего сына. Я содержал тебя, тогда как другой человек вышвырнул бы тебя на улицу. А теперь настало время вернуть должок!

– Нет, этого не может быть. Я так похож на тебя. Я…

С минуту лорд Сент-Клер молчал, а потом заметил:

– Злополучное совпадение, уверяю тебя.

– Но…

– Я мог бы отказаться от тебя, когда ты родился. Мог бы выгнать вас с матерью на улицу, но я этого не сделал. – Он обошел стол и приблизился к Гарету. – Я тебя признал, и ты мой сын по закону. И ты мой должник, – тихо, с горечью добавил он.

– Нет. – Голос Гарета наконец обрел ту убежденность, которая ему потребуется, чтобы жить дальше. – Я этого не сделаю.

– Я откажусь от тебя, – предупредил барон. – Я не дам тебе ни единого пенни. И можешь забыть свои мечты о Кембридже…

– Нет, – повторил Гарет, но его голос звучал иначе. Он понял, что это конец. Конец детства, наивности, и начало…

Одному богу известно, началом чего это было!

– Я от тебя отказываюсь, – прошипел его отец… нет, не его отец. – Между нами все кончено.

– Да будет так, – ответил Гарет.

И ушел.

Прошло десять лет. И вот мы встречаемся с нашей героиней, которую, надо сказать, никто не назовет скромным и застенчивым цветочком. Действие происходит на ежегодном музыкальном вечере у Смайт-Смитов примерно за десять минут до того, как господин Моцарт начал ворочаться в своей могиле.

– Зачем мы это делаем? – громко спросила Гиацинта Бриджертон.

– Затем, что мы хорошие, добрые люди, – ответила ее невестка, расположившаяся – да поможет им бог – в первом ряду.

– Неужели результаты прошлых лет тебя ничему не научили… – настаивала Гиацинта, глядя на пустое кресло рядом с Пенелопой.

– Гиацинта?

Гиацинта нетерпеливо обернулась к Пенелопе.

– Сиди спокойно.

Гиацинта тяжело вздохнула, но перестала вертеться.

Музыкальный вечер. К счастью, его устраивали один раз в году, потому что Гиацинта не сомневалась, что ее ушам понадобится не меньше года, чтобы прийти в нормальное состояние.

Она снова вздохнула, на этот раз намного громче.

– Я не уверена, что я такая уж хорошая и добрая.

– Я тоже в этом не уверена, – отозвалась Пенелопа, – но я тем не менее решила в тебя поверить.

– Рискованный шаг.

– Я тоже так думаю.

Гиацинта глянула на нее искоса.

– Впрочем, у тебя не было выбора.

Пенелопа повернулась к ней.

– Что ты имеешь в виду?

– Колин ведь отказался тебя сопровождать, не так ли? – Колин, брат Гиацинты, уже год был женат на Пенелопе.

Пенелопа обиженно поджала губы.

– Мне нравится, когда я права. – Гиацинта торжествующе посмотрела на бедную Пенелопу.