Бабуля бодро пошла вперед, что-то мурлыча себе под нос и прищелкивая пальцами, как вдруг замерла и начала оседать на пол. Никита бросился к ней, но она, вздрогнув, оттолкнула его. Выглядело это так, будто старуха успела забыть о нем, унесясь в свои, только ей ведомые, дали.

– Я сама, – грозно сказала она и, придерживаясь за стену, пошла дальше.

Никита нерешительно потоптался на месте, не зная, как правильно поступить, потом повернулся к выходу и взялся за ручку двери. И тут из комнаты донеслись странный всхлип, звон разбитого стекла и звук падения тела.

Картина, открывшаяся Никите, была неутешительной. Женщина лежала на полу возле изогнутых ножек массивного дубового стола. Падая, она, вероятно, схватилась за темно-зеленую бархатную скатерть, да так и сползла с нею вниз. Стоявшие на столе безделушки посыпались вниз и валялись вокруг в беспорядке, часть из них разбилась, и их осколки смешались с осколками хрусталя. Никита ногой расчистил пространство, стал на колени и прижался ухом к груди женщины, пытаясь расслышать удары сердца. Но его собственное стучало так сильно, что отдавалось шумом в ушах, мешая вообще что-либо услышать. Тогда он нащупал пульс на шейной артерии – тоненький, нитевидный, едва различимый, но все-таки существующий! – и обрадованно вздохнул.

– Ну же, ну же, приходите в себя… – похлопал он старушку по щекам и начал размахивать перед нею подобранной с пола тетрадью, как веером. – Сейчас «Скорую» вызовем, в больничку поедем. Все будет хорошо. Врачи у нас славные, знающие…

Женщина вдруг открыла глаза и слабо что-то прошептала, но он ни слова не понял.

– Слава богу, вы живы, – продолжал говорить Лавров. Хотя он и сам бы себе в этом не признался, но тишина пугала его. Казалось, стоит ему замолчать, и жизнь из старушки уйдет. – Не сильно ушиблись? Как себя чувствуете? Ничего не болит? Что мне сделать, может быть, принести воды или раскрыть окно? Попробуете встать?

– Там… – еле слышно прошелестела бабулька, показывая куда-то глазами.

– Что? – Никита склонился к самому ее рту.

– В коридоре на стене телефон написан… позвони доктору Краснову, он знает…

И больная опять потеряла сознание. Теперь носогубный треугольник ее посинел, лицо стало землисто-серым, а дыхание таким поверхностным и редким, что сначала Никите показалось, будто она и вовсе перестала дышать.

Лавров испуганно вскочил, метнулся на кухню и захлопал дверцами шкафчиков, разыскивая нашатырь. Из книг и фильмов он знал, что если смочить ватку и поднести ее к носу, резкий запах приведет человека в чувство. Так ничего и не найдя, он чертыхнулся и побежал звонить. Действительно, на обоях возле висящего на стене телефона простым карандашом было нацарапано несколько имен.

– Доктор Краснов или доктор Краснова? Не расслышал, как следует, – растерянно пробормотал Никита, читая список. – Арнольд Петрович… Тамарочка… Валентина Марковна… Агриппина… Слава… Кто же из них доктор? Тамарочку отсекаем сразу, странно было бы имя врача писать в уменьшительно-ласкательном варианте. Агриппина и Слава – как-то по-домашнему, на мой взгляд. Хотя всякое бывает. Из оставшихся выберу для начала Арнольда Петровича. Авось повезет.

Никита решительно набрал номер. Трубку, к счастью, взяли так быстро, будто бы стояли у аппарата и ждали звонка.

– Алло… – Голос был того приятного мягкого тембра, который обычно сразу вызывает доверие.

«Ценное качество для врачей», – подумал Никита, а вслух спросил:

– Доктор Краснов?

– Он самый, – весело отозвался мужчина. – Чем могу быть полезен, молодой человек?