– Я считаю, миссис Майклс, что вы сделали платье Элайши немного узковатым. Ей трудно в нем дышать.

Мама широко раскрыла глаза.

– Простите, миссис Иванс, – ответила она. – Не волнуйтесь – я всегда могу немножко выпустить в швах.

– И я не уверена, что подшивка ровная. Это трудно определить, поскольку перед зеркалом гардероба стоит ваша кровать, но кажется, платье спереди задирается, – ворчала миссис Иванс.

– Это из-за толстого пуза Элайши, – пробормотала я.

– Мартина! – одернула мама. Но при этом едва сдерживала смех. Она заторопилась и вышла из комнаты, а мы с Мелиссой продолжали кидать друг на друга свирепые взгляды.

– Ябеда, – сказала я.

– Ты тоже. А этот карандаш для глаз стоит четыре девяносто девять.

– С ума сойти! Тратить на это свои карманные деньги.

– Это будут твои карманные деньги! Ты должна купить мне новый карандаш.

– Нет, это ты должна купить мне новый альбом для рисования – смотри, как ты порвала мой старый. И вообще, убирайся из моей берлоги. Тебе не разрешается здесь находиться – ты разве не читала? – сказала я.

Я приклеила очень четкое объявление на своей двери:

«СТРОГО ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ. ЭТО БЕРЛОГА МАРТИ. НИКТО НЕ ДОПУСКАЕТСЯ, ОСОБЕННО СЕСТРЫ!»


– И ты еще имеешь наглость это говорить, а сама ходила в мою комнату и стащила мой карандаш для глаз. Ты, Марти, такая никчёмная. Ох, если бы у меня была правильная сестра! И почему ты такое чудовище?

И Мелисса рванула вниз по лестнице на кухню. Я села и, кусая ногти, стала придумывать новые замечательные превращения Могучей Марты, где она становится ночным ультрачудовищем, вся в шипах, и еще у нее большие клыки – чтобы кусать людей. Но я не могла ее нарисовать, потому что рисовать было нечем, так как Мелисса забрала свой карандаш для глаз, а все мои карандаши или потерялись, или сточились. В моей школьной сумке был уголок, сильно измазанный чернилами, куда я засовывала свои фломастеры, но сейчас у меня не было настроения заниматься поисками.

И я не переодела майку. Моя одежда в основном была обносками Мелиссы – это ужасные розовые вещи с кроликами и котятами. Мне нравятся кролики и котята, но не в виде слащавых картинок на майках. Я бы все отдала за настоящего домашнего зверька, даже не обязательно какого-нибудь пушистого. Настоящий дикобраз – это было бы ультраздорово. Или черепаха, которая могла бы жить в ванне. Или гиена, которая смеялась бы над моими шутками, – хотя, наверное, я держала бы ее в клетке в саду. Не уверена, что гиену можно дрессировать в доме. Представляю себе, как она разодрала бы мамины шелка и сатины и как уселась бы на сиреневое платье Элайши. Так что, выйдя из комнаты, я сама засмеялась смехом гиены.



– Мартина! – зашипела мама, высунув голову из двери.

За мамой я увидела маму Элайши с глазами, похожими на бусинки, и саму Элайшу в трусиках. У нее и правда большой живот.

– Могла бы ты просто вести себя как следует? И сними эту ужасную майку! – сказала мама. Она сделала лицо, которое обозначало: «Немедленно сделай как я сказала, или тебе попадет!»

Я повернула майку с котенком задом наперед – так, чтобы не видеть меховой мордочки, – и потопала вниз, зажав рот рукой, потому что уж очень не хотелось еще раз засмеяться смехом гиены: я понимала, что это было бы неправильно.

Я прошла мимо кухни, где Мелисса жонглировала пиццей и гремела вилками и ножами, накрывая подносы для ужина, чем совершала поступок под названием «Мелисса хорошая старшая сестра», и пошла в гостиную проведать папу.

Гостиная больше не была настоящей гостиной. Она стала офисом папиного агентства. Раньше папа арендовал помещение для агентства путешествий на нашей улице, около магазина «Сэйнсбьюри», но потом аренда стала слишком дорогой, а папа стал зарабатывать не так много денег.