– Ох, какое недостойное учительницы поведение, – вновь поддакивает Серафима Львовна, словно её в нужный момент за веревочку дёргают.

Что ж, не удивляюсь. Как-никак седьмой десяток разменяла. Неизвестно, какой еще я в таком возрасте буду.

– Обоснуйте, пожалуйста, Ольга Павловна, свои громкие заявления, потому что я совершенно не понимаю Ваших нападок, – убираю сапоги в шкаф и направляюсь к своему месту.

– Ну, во-первых, Вы проигнорировали сегодняшнее совещание, на котором я настоятельно просила присутствовать весь преподавательский состав. Между прочим, у Константина Федоровича юбилей на следующей неделе, а что дарить непонятно.

– Очень за него рада, – киваю, присев на край рабочего стола, скрестив руки на груди. – С подарком, надеюсь, определились?

– Естественно, – свысока взирает на меня недовольная коллега.

– И что, были все, кроме Красавиной? – указываю на себя.

– Практически ВСЕ, – тут же реагирует воинственная дама, от эмоций даже передергиваясь.

Я же стараюсь дышать глубоко, мило улыбаться, думать, а уж потом говорить, не грубить и вести себя адекватно. Я – педагог, а значит, пример для подражания. И мне не должно быть стыдно за своё поведение.

– Кроме Осиповой, Барсукова, Полежаевой и… Рукиной, – зачитывает Михайлов, скашивая глаза в листочек «совещания», который держит в руках Чернакова, время от времени прижимая к груди.

Вот хитрец-молодец физрук. Остановился у неё за спиной, и выдал все тайны.

– Эдуард Николаевич отпрашивался по личным делам, а девушки болеют, – отшагнув от «предателя», краснеет явно не от стыда Ольга Павловна. – Так что, уважительные причины не присутствовать у них есть.

Ну вот, теперь еще и физкультурник огребет за компанию.

Качаю головой.

Хотя, судя по довольному лицу, он и рад расшевелить болото.

– Прекрасно, – киваю с улыбкой и, достав из сумочки свой «спасительный» лист, отношу его на стол к присутствующей среди нас Яне Степановне, секретарю директора, – включите, пожалуйста, и меня в «уважительный» список.

М–да, а ведь я действительно забыла про этот сбор учителей в понедельник с утра. Хотя ничего трагического в этом не наблюдаю. Тоже мне, преступление века. Всё равно решение о выборе подарка принимает единолично наш профсоюз в лице, ну естественно, Чернаковой, остальные же обеспечивают финансовые вливания и создают массовку для галочки.

– Что ж, раз такое дело, – географичка искоса проверяет представленный мною документ, чуть ли не сличая подписи и печати, которые, уверена, знает наизусть. – Тогда вопросов к Вам больше нет.

– Замечательно, – киваю с улыбкой и, подарив минуту на расслабление, добавляю, – зато у меня остались.

– Что? – оборачивается Чернакова.

– Не что, а кто, – поправляю её, – дал Вам право меня оскорблять? И какие конкретно мои действия в отношении Шлякова Вы посчитали аморальными, чтобы так громогласно о них заявлять на весь кабинет?

– Ох, как интересно. Это вовремя я зашел, – раздаётся от входной двери голос директора. – Ольга Павловна, голубушка, просветите и меня о недостойном поведении нашей коллеги.

– А-а-а, я-я видела… – моментально сдувается, бледнеет и потеет поборница нравов и морали.

– Что же именно? – складывает руки на объемном пузике Константин Федорович.

Я же «зависаю» на его спине, гадая: лопнет там ткань пиджака, или всё же уцелеет. Очень уж сильно она натягивается.

Эх, принесла нелегкая этого жука. А я так рассчитывала спокойненько отработать ближайшие два часа и незаметно ушмыгнуть, закинув попутно больничный секретарю.

– Но… в пятницу… – продолжает заикаться географичка.