– Да, у меня даже жених уже есть, – тут же включается в разговор дочка и красочно повествует о выгодном ухажере с машинками.

Я же, вспомнив про гостинцы от Пал Палыча, убегаю в прихожую.

Так, Юлёк!

Вера Васильевна у нас женщина непробиваемая и упёртая. Значит, просто не принимаем её критику близко к сердцу.

Даю себе мысленную установку и, подхватив баул с подарками, отправляюсь назад.

5. Глава 4

– Юля, что это? – прищуривается отец, разглядывая гематому у меня на плече.

Я только-только вышла из душа, надев лишь футболку с коротким рукавом и спортивные штаны, пока мама с Полиной отправились прогуляться до магазина за тортом и мороженым. Да, моя дочка, хитрая лисичка, уболтала дедушку с бабушкой отметить мамочкин день рождения еще раз и всем вместе. Так сказать, среди самых близких и родных.

Перевожу взгляд на руку, хотя и так знаю, что там обнаружу. Отпечатки пальцев Шлякова. Четыре ярко-малиновых пятна. Правда, если локоть приподнять, то и пятое также будет отлично заметно.

– Кто? – не дождавшись ответа на первый, в принципе, риторический вопрос, папа тут же переходит к следующему.

Да, пусть он и ушёл на пенсию, но характер-то сохранил, как командирский тон и хватку следователя. Поэтому, как говорится, сопротивление бесполезно и лучше сразу сознаться во всём. Так и время сэкономится и папины нервы целее будут.

Вижу же, как уже переживает: губы чуть поджал, глаза маленько прищурил, кулак правой руки напряг.

– Шляков Константин Федорович.

– Директор, значит, – кивает скорее себе, чем мне, устремляя взгляд в сторону.

Его памяти на фамилии, да и другую важную информацию уже давно не удивляюсь. Знаю, что профессиональное. Он и номера мало чьи в телефон записывает. Причём, скорее малознакомых людей, чем близких и друзей. Нужные все в памяти держит.

– Давно он тобой озаботился? – прилетает следующий вопрос.

– Да нет, – отвечаю любимым русским сочетанием противоположных по значению слов. – Неделю. Или чуть дольше.

– И чего хочет?

– Ну, чего хочет? – пожимаю плечами, складывая руки на груди. – Заместителем меня назначить по воспитательной части.

Фыркаю непроизвольно.

Настолько это со стороны кажется бредовым.

– И?

– И получить благодарность, – киваю, когда папа приподнимает бровь.

О том, что именно подразумевается в моих словах, не произносим, потому как и без этого друг друга понимаем отлично.

– А это впервые? – кивает на гематому. – Или уже было подобное?

– Нет, впервые. В пятницу после уроков Шляков решил быть более настойчивым в уговорах, – хмурюсь, вспоминая неприятный инцидент.

– Отпор дала, – уверенно произносит отец, наблюдая за моей мимикой. – Не испугалась?

– Испугалась, – признаюсь честно.

– Умница, дочка, – легонько хлопает по плечу, подбадривая.

Я же краснею от похвалы, как школьница.

Уж папка как никто знает, что я еще та трусиха и бояка.

Даже в педагогический пошла только из-за того, что с детьми мне легче и как-то спокойнее общаться и находить общий язык, чем со взрослыми, порой неадекватными личностями, буквально жаждущими или спустить пар за счет других, или самоутвердиться.

И вот чего Шляков ко мне полез?

Задаюсь в очередной раз мучающим меня вопросом.

Учителей в школе достаточно. И работают они побольше моего, и опыт педагогический не в пример солиднее. Да и энергией пышут так, что глаза горят лишь бы творить, внедрять, вдохновлять и наставлять юное поколение.

Да и свободных молодых дам, если уж ему приспичило «лямур» на рабочем месте крутить, не одна, и не две. Даже наблюдаются такие, кто и счастлив был бы, подмигни он им. Вот та же Чернакова, к примеру.