– Послушайте, де-Тревиль, сказал король, – послушайте, можно подумать, что он говорит о каких-нибудь монахах. Право, любезный капитан, мне хочется отнять у вас должность и отдать ее госпоже де-Шемро, которой я обещал аббатство. Но не думайте, чтобы я поверил вам на слово. Меня называют Людовиком справедливым, и я сейчас докажу это.

– Вполне полагаясь на вашу справедливость, государь, я буду терпеливо и спокойно ожидать приказаний вашего величества.

– Я не долго заставлю вас ждать, сказал король.

Действительно, счастье переменилось, король начинал проигрывать и потому ему очень хотелось найти предлог оставить игру.

Спустя несколько минут король встал и, положив в карман лежавшие перед ним деньги, которых большая часть была им выиграна, сказал:

– Ла-Виевиль, займите мое место, мне нужно поговорить с де-Тревилем о важном деле. Да так как передо мной лежало 80 луидоров, то положите и вы эту сумму, чтобы проигравшие не могли жаловаться. Справедливость прежде всего.

Потом он пошел с де-Тревилем к амбразуре окна.

– Итак, продолжал он, – вы говорите, что гвардейцы кардинала сами искали ссоры с мушкетерами.

– Да, государь, как обыкновенно.

– А расскажите, как это случилось, потому что вы знаете, капитан, что судья должен выслушивать обе стороны.

– Очень просто и естественно: трое из моих лучших солдат, имена которых известны вашему величеству, и преданность которых не раз была вами оценена, потому что они выше всего на свете ставят службу своему королю, это я могу сказать утвердительно; так трое из моих солдат, говорю я, Атос, Портос и Арамис с одним молодым Гасконцем, которого я рекомендовал им, в то самое утро сговорились отправиться на прогулку, кажется в Сен-Жермен. Они собрались, как было условлено, у монастыря Кармелиток, но гг. Жюссак, Кагюзак, Бикара и еще двое гвардейцев, придя туда такой большой компанией, вероятно, не без дурного намерения, противного указам, все расстроили.

– А! я догадываюсь, сказал король: – они, вероятно, сами пришли туда драться.

– Я не обвиняю их, государь, но предоставляю вашему величеству судить, зачем бы могли пятеро вооруженных людей отправиться в такое уединенное место как окрестности монастыря Кармелиток.

– Да, вы правы, де-Тревиль, вы правы.

– Но когда они увидели моих мушкетеров, то переменили свое намерение; общая вражда двух полков заставила их забыть свои личные распри, потому что вашему величеству известно, что королевские мушкетеры, преданные одному королю, естественные враги гвардейцев, служащих кардиналу.

– Да, де-Тревиль, да, сказал король печально, уверяю вас, что очень жаль видеть две партии во Франции, две главы в королевстве; но всему этому будет конец, де-Тревиль, непременно будет. Так вы говорите, что гвардейцы искали ссоры с мушкетерами.

– Я говорю, что, вероятно, дело было так, но я за это не ручаюсь, государь. Вам известно как трудно иногда узнать правду, и надо обладать тем удивительным инстинктом, за который Людовику XIII дали прозвание справедливого.

– Да, вы правы, де-Тревиль, но ваши мушкетеры были не одни, с ними был какой-то юноша.

– Да, государь, и один раненый, так что трое королевских мушкетеров, из которых один был раненый, и еще один мальчик, не только не уступили пятерым из самых страшных гвардейцев кардинала, но еще положили их четверых на месте.

– Но ведь это победа! сказал радостно король, – это полная победа!

– Да, государь, такая же полная как у моста Се.

– Четверо, в числе которых один раненый, другой мальчик, говорите вы?

– Его едва можно назвать молодым человеком; между тем он так превосходно вел себя в этом случае, что я осмелюсь рекомендовать его вашему величеству.