Кокнар в креслах на колесах был ввезен в столовую женой; Портос помог ей придвинуть его к столу.

Подъехав к столу, он обнаружил такой же страшный аппетит, как его конторщики.

– Ого! – сказал он, – какой превосходный суп.

«Что они находят особенного в этом супе?», – подумал Портос при виде жидкого пустого бульона, в котором плавало несколько гренков, как острова в архипелаге.

Хозяйка улыбнулась, и по ее знаку все сели.

Прежде всех подали хозяину, потом Портосу, потом хозяйке, которая раздала гренки без бульона нетерпеливым писцам.

В это время двери столовой со скрипом отворились, и Портос заметил, что маленький конторщик, не могши принять участия в празднике, ел между столовою и кухней.

После супа служанка принесла вареную курицу; при виде этого роскошного блюда все бывшие за столом так вытаращили глаза, что они чуть не лопнули.

– Видно, что вы любите своих родных, госпожа Кокнар, – сказал прокурор, с улыбкой почти трагически, – вы заказали это блюдо, верно, из угождения вашему братцу.

Курица была худа и покрыта такой толстой кожей, что кости не могли прорвать ее при всем своем усилии, должно быть они долго искали такой курицы и нашли ее на шестке, где она собиралась умирать от дряхлости.

– Черт возьми! – подумал Портос; это очень неприятно; я уважаю старость, только не вареную и не жареную.

Портос посмотрел кругом, чтобы узнать, разделяют ли другие его мнение, но напротив того все жадными глазами пожирали эту превосходную курицу, возбудившую в нем презрение.

Госпожа Кокнар придвинула к себе блюдо, ловко отрезала обе большие черные ноги и положила их на тарелку своего мужа, потом отделила голову вместе с шеей и отложила для себя, и, отрезав для Портоса крылышко, передала остальное служанке, которая исчезла так быстро, что Портос не успел рассмотреть, какая перемена произошла в лицах конторщиков от обманутого ожидания.

После курицы явилось огромное блюдо с бобами, между которыми виднелось несколько бараньих костей; поэтому можно было бы подумать, что там есть и мясо; но эта хитрость не обманула конторщиков и печальные лица их вытянулись еще больше.

Госпожа Кокнар наложила молодым людям этого кушанья с умеренностью хорошей хозяйки.

Дошло дело до вина. Кокнар налил из маленькой глиняной бутылки по трети рюмки каждому из молодых людей, почти столько же себе, и затем бутылка перешла к Портосу и госпоже Кокнар.

Молодые люди долили рюмки водой, потом, отпив половину, опять доливали водой, и так делали во все время обеда, так что под конец они вместо красного вина пили белое.

Портос осторожно ел крыло курицы и вздрогнул, почувствовав, что колено прокурорши касается его ноги. Он выпил полрюмки этого береженого вина, и узнал в нем отвратительное монтрельское. Кокнар с ужасом увидел, что он пьет неразбавленное вино, и вздохнул.

– Не угодно ли вам бобов, братец Портос? – сказала госпожа Кокнар таким голосом, который давал ему понять, чтоб он отказался.

– Ни за что в свете, – пробормотал Портос, и потом прибавил вслух: – Благодарю вас, сестрица, я уже сыт.

Наступило молчание. Портос не знал, что сказать. Прокурор несколько раз повторил.

– А, госпожа Кокнар! благодарю вас: ваш обед сегодня самый роскошный! Да ел ли я что-нибудь?

Кокнар ел суп, черные ножки курицы и единственную из бараньих костей, на которой было немножко мяса.

Портос думал, что над ним шутят, и начал крутить усы и хмурить брови; но госпожа Кокнар сделала ему знак, чтобы он имел терпение.

Это молчание и остановка в обеде, непонятные для Портоса, имели ужасное значение для конторщиков; повинуясь взгляду прокурора, они медленно встали из-за стола, лениво сложили свои салфетки, поклонились и вышли.