И вопрос от меня:

Скажи, пожалуйста, по-твоему, раз писательство и сновидения – настолько близкие процессы, насколько близки те «личности», которыми человек пишет и видит сны? Лично для тебя. Насколько похожи твои писатель и сновидец друг на друга – и насколько они похожи при этом на тебя в целом?

М.Ф.:Мне кажется, что меня-сновидцев очень много. Целая толпа разных личностей. Личность – это же просто способ, которым проявляется наружу суть, а я (то «я», которое и есть суть или что-то вроде) нуждаюсь в разнообразии, как огонь в кислороде. Чтобы гореть!

(Наяву у меня все-таки более-менее одна личность, постоянно изменяющаяся, но вполне линейно и последовательно. Это и понятно: так называемая реальность гораздо менее пластична, чем сны, что с нее, материальной, взять.)

Скажу больше, мне не раз снились сны, в которых мне приходилось быть сразу двумя личностями одновременно. Несколько раз – палачом и его жертвой, видимо, чтобы мало не показалось. И чтобы сразу дошло, как мало отношения имеют все эти маски к сути, к огненной точке в темноте, которая и есть что-то вроде «я».

И пишет, конечно же, именно эта точка. А личности бродят вокруг и мешают, как малые дети. Чем меньше они орут, тем лучше идет работа. Думаю, если однажды они совсем умолкнут, можно будет написать то самое слово, которое – сама жизнь.

Но пока работаем с тем, что есть.

Начиная с названия, это, конечно же, мистификация, причем многоуровневая, как в «Мешке с костями» Стивена Кинга. Зная этого автора, берешь книгу с таким названием и ожидаешь именно что мешка с костями, буквального, а потом на десятой странице тебя поджидает цитата: «В сравнении с самым тупоумным человеком, который действительно шагал по земле и отбрасывал на нее свою тень, – вроде бы сказал Харди, – любой персонаж романа, пусть и идеально выписанный, – мешок с костями».

(Вы это запомните, пожалуйста, насчет любого персонажа, выписанного автором, мы к этому еще вернемся.)

Хм, думаешь ты, кажется, мешок с костями будет не буквален… И живешь в литературном мире, персонажном, книжном, вместе с Майклом, мешком с костями, плодящем такие же мешки.

После чего Кинг, уже ближе к концу книги, вынимает-таки этот мешок с костями, настоящий мешок с неупокоенными костями, как кролика из шляпы. И ты понимаешь, что тебя водили за нос всю книгу.

Так в чем, собственно, мистификация «Книги для таких, как я»?

Прежде всего – в том, что выдуманный когда-то автор-персонаж работает в этой книге читателем. Читателем запойным, ищущим, проживающим множество книг как множество жизней.

Он читал все то же (или почти все то же), что и мы, язык его чтения – русский, следовательно, либо русская проза, либо переводы. Он вырос на тех же сказках в тех же изданиях, на которых выросли мы.

То есть, по сути, «такие, как я» – это все. Любой читатель, взявший в руки этот сборник эссе о читателях, авторах, книгах и литературе вообще, написанный одним из самых страстных читателей на свете. Написанный почти на бегу, урывками, по случаю. Я лично очень легко могу себе представить эти статьи как записи на автоответчике из «Энциклопедии мифов». Надиктовал и дальше помчался.

А теперь минуту внимания. Речь идет о выдуманном персонаже. Выдуманном авторе. Который адресует книгу таким, как он. И много в этом мире наберется таких, как он?

То есть книга, обращенная ко всем, не может быть отдана никому, если точно следовать инструкции. Нет больше таких, как он, выдуманный писатель Персуорден покончил с собой в третьей книге «Александрийского Квартета», хотя вот он бы, мне кажется, оценил красоту этой ленты Мебиуса.