Франсиско писал на языке, который они изобрели на пару с Беатрис. Записанное им предложение переводилось так: «Кажется, прошлой ночью собаки Антонии прикончили несколько человек».

Вот чего хотел Франсиско: найти на одной из роз черный как смоль бутон. Вот чего он боялся: что его попросят заняться чем-то другим.

Антония снова одарила мужа презрительной усмешкой, чувствуя, как в душе с новой силой закипает раздражение, потом повернулась к Питу. Она указала на прудик.

– Грузовик вон там.

Весть о том, что это транспортное средство действительно существует, наполнила Пита радостью. Если бы он хорошенько напряг воображение, то даже смог бы представить логотип своей будущей фирмы на облезлом боку машинки.

– Благодарю вас за эту возможность, мэм.

– Повремени с благодарностями. Мне кажется, грузовик не на ходу. – Антония остановилась перед какой-то длинной хозяйственной постройкой. – Вот здесь будешь жить. Мы тут по уши в пилигримах, так что у тебя будет сосед.

– Я не возражаю, мэм.

– Может, еще возразишь, – заметила Антония.

Дом, в который определили на постой Пита, изначально служил жилищем семье Даниэля Лупе Сория, хотя теперь сия постройка мало напоминала семейное гнездо, потому что ее давным-давно разделили на несколько крошечных квартирок. Внутри было темно и прохладно, пахло какой-то незнакомой едой и древесиной, пропитанной табачным дымом.

– Кухня, – объявила Антония, взмахом руки указывая куда-то в темноту. – Убирать за собой будешь сам.

– Да, мэм.

– Уборная, – продолжала Антония, открывая дверь. – Убирать за собой будешь сам.

– Да, мэм.

– В этих комнатах живут пилигримы, так что смотри, не входи без разрешения, – предупредила Антония, указывая на четыре двери – очевидно, расположенные за ними комнаты имели смежные стены, как купе в вагоне поезда.

– Да, мэм.

Во избежание духоты все четыре двери стояли нараспашку, так что, проходя по коридору, Пит имел возможность познакомиться со своими новыми соседями-пилигримами.

В первой комнате находилась Дженни Фицджеральд, молоденькая худощавая брюнетка; увидев Пита, она помахала ему рукой.

– Привет, – поздоровался Пит.

– Привет, – ответила Дженни.

Сам того не ведая, Пит только что услышал результат ее первого чуда. Получив чудо, Дженни могла только повторять слова, сказанные другими людьми. Из всех пилигримов она проявляла наибольшую решимость покончить со своей внутренней тьмой. После первого чуда она целыми днями пыталась завязать с кем-нибудь разговор. Ее собеседник заговаривал первым, после чего Дженни изо всех сил пыталась ответить собственными словами, так чтобы ее ответ не походил на обычное эхо. Пока что все ее попытки привели к единственному результату: перспектива общения с ней приводила паломников в ужас, а жаль – Дженни была очень милой юной леди.

Пилигрима во второй комнате Пит едва разглядел, потому что тот отлично сливался с заполнявшим комнату полумраком.

Это был Телдон Банч. После первого чуда у него по всему телу вырос мох, и теперь он дни напролет проводил либо в кресле-качалке, стоявшем в углу его комнаты, либо в затененном внутреннем дворике рядом с домом, почитывая романы в мягких обложках, которые привозил из Аламосы почтальон. На его коже было столько же мха, сколько выросло после чуда, и, похоже, Телдон даже не пытался хоть как-то с этим бороться.

– Привет, – поздоровался с ним Пит, но Телдон Банч не спешил поднимать глаза от книги и сделал это, когда Пит и Антония уже миновали его дверь.

В третьей комнате обитали очаровательные близнецы из Калифорнии, Робби и Бетси; после чуда они оказались связаны огромной черной змеей, у которой вместо хвоста была вторая голова. Если сестры предпринимали попытку отойти друг от друга на несколько шагов, змея спутывала их ноги, а если они слишком долго сидели рядом, кусала их. Если одна сторона змеи подвергалась нападению, вторая немедленно приходила ей на помощь. Если змея регулярно получала еду, а близнецы при этом соблюдали определенную дистанцию, эта живая веревка почти их не беспокоила. Прибыв в Бичо Раро, сестры постоянно ругались и цеплялись друг за друга, и с тех пор ничего особо не поменялось. Беатрис полагала, что, на худой конец, одна сестра могла бы подержать одну из голов змеи, в то время как второй сестре следовало попытаться убить другую голову, хотя, разумеется, выступить с подобным предложением открыто она не могла. Так что близняшки беспрестанно жаловались, дескать, змея слишком сильная, нам с ней никак не справиться, и жили, привязанные друг к другу.