Через поселение тянулась изрытая колеями дорога, огибала прудик и вливалась в шоссе – единственную мощеную трассу на многие мили вокруг. И разбитая дорога, и шоссе едва ли намного отличались от покрытой низкорослым кустарником земли – собственно, при наличии подходящей машины по здешнему бездорожью вполне можно было ездить. Кое-кто ездил по нему даже на неподходящих машинах, особенно под покровом ночи, ибо какая, в сущности, разница, что у тебя под колесами – потрескавшийся асфальт или пыльная равнина? Без света фар заблудиться тут ничего не стоило (как и в любом другом месте, если вам вздумается ехать в темноте).

Вокруг поселения простиралась та самая пустыня, в которую влюбился Пит и которая ответила ему взаимностью. Ландшафт разбавляли лишь рассыпанные тут и там кустики тамариска и шалфея, а также почти невидимые нити колючей проволоки – и так до самых гор.

Беатрис обозревала всю эту картину с высоты своего насеста, уделяя больше внимания природе, нежели снующим внизу малюсеньким людям. Она не особо любила физический труд, зато с удовольствием наблюдала, как им занимаются другие. Ей нравилось смотреть, как люди делают множество совершенно ненужных вещей. В конце концов, если хочешь увидеть истинное лицо человека, мало просто смотреть, как он работает – надо видеть, как он что-то делает, превозмогая себя.

Например, со своего помоста Беатрис видела, как ее второй кузен Луис чинит изгородь из колючей проволоки, через которую пробежали коровы во время последней сильной грозы. Одни сегменты он отрезал, другие снова натягивал. Однако время от времени Луис шевелил растопыренными пальцами, будто перебирая невидимые струны, и Беатрис наверняка знала: он мысленно тренируется играть на гитаре. Еще она видела, как бабушка обихаживает кусты томатов, растущие за ее домом. Преклонив древние колени, она выпалывала сорняки, но Беатрис дважды видела, как старушка садится на пятую точку и со вкусом вгрызается в свежий помидор. Также Беатрис видела, как тетушка Роза (мать Хоакина) несет в свой дом перцы и малышку Лидию, чтобы приготовить (перцы, а не ребенка). Роза шагала медленно, часто останавливалась, что-то напевала и целовала Лидию в макушку; Беатрис знала по опыту, что соотношение этих действий к концу дня поменяется таким образом, что останутся одни поцелуи, а работа так и останется несделанной.

Внимание девушки привлек пронзительный крик, и она подняла глаза от земли к сияющему небу. Прищурившись, она обнаружила, что на ободе тарелки у нее над головой сидят несколько сов, и их когти со скрипом царапают металл. Компания подобралась разношерстная: две сипухи, пестрая неясыть и еще одна маленькая сова, род которой Беатрис не смогла определить. По правде говоря, мало кому доводилось прежде видеть таких сов – это был редкий светлолобый мохноногий сыч, происходивший из далекого Перу. Чудеса манят сов со страшной силой, поэтому Беатрис, как и все Сория, привыкла к постоянному присутствию этих птиц, зато, в отличие от прочих членов семейства Сория, проводила много долгих часов в размышлениях о том, к добру ли это или к худу. В конце концов, есть существенная разница между цветами, притягивающими колибри, и электрическими лампочками, вынуждающими мотыльков лететь на свет.

Сверху слетело, кружась, пестрое перо. Беатрис попыталась было его схватить, но ее резкое движение поколебало воздух, перо качнулось в сторону и продолжило медленно опускаться к земле.

– Почему вы до сих пор здесь? – просвистела она на языке, который сама изобрела.