– А это не так? Весь флакон был не нужен?

– Нет, – ответил Рафел. – Не нужен.

Светлейший Керам аль-Фаради, сын великого халифа и сам вот уже десять лет халиф Абенивина, все еще пребывавший в самом расцвете сил, к вечеру того же дня испустил последний вздох.

Он так и не проснулся на том диване, где лежал.

Перед его кончиной проявились некоторые симптомы. Прикладывая ухо к обнаженной груди халифа, лекари отмечали, что дыхание его становится все более поверхностным, а сердцебиение замедляется. Они не сумели назвать возможную причину этого. Или, что важнее, предложить эффективное лечение. Кровопускание не поможет, с этим все согласились. Они прикладывали холод ко лбу и к ногам халифа, потом перешли на нагретую ткань. Один лекарь неуверенно предположил, что сказитель применил какое-то колдовство, вызвал джинна – это было бы неописуемое злодейство. В дыхании халифа не обнаружили признаков яда, но отметили, что вино было налито в два бокала и один из них выпит до дна.

Визирь, решительный ибн Зукар, уже приказал начать в городе охоту на утреннего посетителя. Сперва было неясно почему. В то время казалось, что халиф просто отдыхает (возможно, устав от усилий на диване, хотя никто этого не произнес). А сказителю разрешили уйти – сам визирь разрешил. Но лекари не вмешивались в дела двора. И они также не знали того, что знал ибн Зукар: что халиф в то утро надел свой любимый зеленый «Бриллиант Юга».

Приказ найти этого человека не имел объяснения. По крайней мере, визирь, считавший, будто знает, что сделал вор – которого он сам пригласил сюда, оставил наедине с халифом, а потом отослал прочь, – его не предоставил. Такая последовательность событий не позволяла предположить, что он сохранит жизнь после вечерней молитвы или после любого другого момента, когда проснется халиф.

Однако халиф не проснулся. А потом халиф умер.

Лекари, полные ужаса, сообщили об этом ибн Зукару, упав на колени и упершись лбами в ковер. И тогда для визиря Абенивина наступил момент – как иногда случается в жизни, – когда необходимо действовать быстро и решительно.

Действовать – или быть казненным тем решительным человеком, который придет к власти в Абенивине и объявит визиря ибн Зукара предателем, ответственным за несчастье.

Дворцовая стража уже разыскивала Газзали аль-Сияба. В распоряжении визиря было немного стражников, подчиняющихся непосредственно ему, – требовать больше было бы слишком смело, это свидетельствовало бы о непомерном честолюбии, – но он им действительно доверял, в какой-то степени. Во всяком случае, больше, чем дворцовой страже. Теперь, после ужасной смерти халифа, он приказал лекарям убираться. Он смотрел, как эти жалкие люди поспешно убегают, радуясь, что остались в живых, а потом вызвал начальника своих стражников, некоего Бакири родом из страны, лежащей к югу от гор.

Он велел ему найти того раба, который ранее находился в этой комнате и обнаружил ожерелье и который сейчас был где-то неподалеку, увести его отсюда, перерезать ему горло, а от тела избавиться за пределами дворца.

Далее он велел таким же образом казнить самого доверенного телохранителя халифа, который тоже находился здесь, когда пришел сказитель. Бакири ни о чем не спросил. Как и следовало.

Оказалось, что доверенный телохранитель сбежал из дворца, как только нашли ожерелье в очаге. Очевидно, он был не дурак. И он видел, что халиф надел сегодня свой бриллиант, понял ибн Зукар. Вина за такие дела падает на тех, на кого падает, и не всегда на виновных.

Однако этот человек, на свою беду, действовал недостаточно быстро. Стражники визиря настигли его, когда он пытался договориться о покупке верблюда у южных ворот с явным намерением покинуть город. Его схватили, убили, как было приказано, и бросили в переулке недалеко от тех же ворот. Люди визиря вернулись во дворец, и Бакири доложил ему обо всем.