– Сэр Мордред жив, – негромко проговорил я.

– Что ты говоришь?! – нахмурился мой собеседник. – Я сам видел, как падал он с коня с расколотым шлемом.

– И все же это так. На месте Мордреда сражались три иных рыцаря, укрытых заклинанием личины. Его смерть не более чем фантом.

– Он жив, – очень тихо произнес рыцарь Круглого Стола. – Вот ведь коварная измена! А мы, стало быть, своими руками предали короля в его власть. О горе и поругание нам! – всхлипнул Бэдивер, впиваясь в нечесаные волосы и пытаясь вырвать их с корнем. – Не на жизнь, но на смерть обрекли мы своего короля!

– Кто знает, кто знает, – проговорил я со вздохом. – Никогда не доводилось мне слышать, чтобы фея Моргана говорила правду. Но есть ли кто-то, кто сможет утверждать, что она когда-то солгала? Возможно, Артур и будет жить.

Я замолчал, не желая вдаваться в объяснения, тем более что пересказывать бесстрашному оркнейцу избранные главы из Гальфрида Монмутского или того же Мэлори было бы по меньшей мере странно. Все равно что судить о делах давно минувших дней по школьному учебнику истории. Сэр Бэдивер тоже впал в задумчивость, очевидно, переваривая сообщенные мною факты. Неизвестно, сколько могло продолжаться такое молчание, но тут на канале связи, подобно голосу совести, прорезался Лис:

– Але, шеф! Как там наши успехи? Ты сэра Тротуара уже раскрутил на черновики скрижалей завета?

Я чуть поморщился. Способ излагать мысли у моего напарника был несколько экстравагантный.

– Лис, я работаю над этим.

– Не, ну это, конечно, классно. Я всегда верил в твою работоспособность. Но знаешь, меня почему-то больше интересуют результаты. Или ты планируешь по-родственному тормознуться здесь на недельку-другую?

– Лис! Ну сам посуди, не могу же я спрашивать его в лоб: «Бэдивер, не завалялся ли у тебя вдруг кусок предсказания Мерлина? А то он мне очень нужен».

– Да нет, ну шо я, по-твоему, за спичками из тайги вышел? Понятное дело, сначала как дела, как здоровье, кто жив, кто помер, приветы от тети Глаши. Опять же, погоды стоят хорошие, удои будут колоситься. А потом в лоб, в смысле спрашивать в лоб: «А нет ли у тебя»… – В этот миг мой напарник озадаченно замолчал и, пытаясь облечь мысль в слова, включил картинку. На прогалине одинокая, брошенная всеми виверна, мучительно корчась от омерзения, жевала полуобглоданный уже куст шиповника. – Мать честная, шо в мире деется! Сиротинушка ты моя богобоязненная, жертва махрового клерикализма, замордовал тебя святоша! Брось ты эту гадость наворачивать, издохнешь же от заворота кишок! Погодь чуток, я тебе хоть уток настреляю. – Он чуть опасливо похлопал чудовище по крытой буроватой чешуей шее.

– А ты что, еще не настрелял? – мстительно вставил я.

– Ага, настрелял! Я тебе шо, пойнтер, по болотам лазить. Утки здесь классные, но, блин, засели в камышах да осоке, хрен их оттуда выманишь. Ну ничего, не боись, голодными спать не ляжем. И животину покормим, а то она этими колючками себе дырку в нужном, вернее нужниковом, месте раздерет, придется ее саму в великомученицы записывать. Ладно, отбой связи.

Мы уже завершали круг, приближаясь к избушке, где, судя по доносившимся до нас звукам, шел бурный богословский диспут.

– Как можете вы не почитать сии книги священными? – раздавался над поляной властный голос Карантока. – Коли каждое слово в них проникнуто любовью и мудростью Божьей. Не почитаете ли вы и вам подобные, вроде тех охальников, собравшихся в Никее две сотни лет назад, что вправе по усмотрению своему отделять, что праведно, а что нет в писаниях учеников Спасителя нашего? Ведаете ли вы, что творите, говоря: «Сие истина, а сие ложь?», спустя столетия по смерти тех, кому посчастливилось воочию слышать слова Иисуса из Назарии. Не судите, скажу я вам, да не судимы будете!