Арьята усиленно закивала.

– Тогда приступаем.

Княжна отхлебнула из флакона и передала его ученице. Вытащив из ножен меч, воткнула его перед собой в землю. Взяла в руки сферу и провела по ней ладонью. Абсолютно цельная на первый взгляд стекляшка раскрылась лепестками. Анна поставила ее перед мечом. Осторожно извлекла из сумки три склянки и, откупорив, принялась отпивать из каждой, бормоча себе под нос:

– Eshen lir etera… Eshen ner hea… Eshen mit soera[3]… Прими кровь мою в уплату, – чародейка обхватила ладонью обоюдоострый клинок и провела рукой вниз – лезвие окрасилось кровью, – открой врата, и пусть явятся блуждающие, тобой не принятые.

Над землей разлилось тусклое свечение. Обряд шел как положено, но, чувствуя, что в него следует внести нечто личное, Анна подчинилась зову сердца и негромко запела песню, рожденную ее страстью к тому мужчине, которого она любила и не любила одновременно:

Мужчин встречала я немало,
Но вот твержу, судьбе грубя,
Что мне, похоже, не хватало
Для счастья в жизни лишь тебя.
Не раз из сердца прочь гонимый,
Уже не станешь ты другим,
Да будь ты проклят, нелюбимый!
Ведь мною ты навек любим.
Над нами зло судьба смеется,
В отместку нервы теребя,
Душа от мук любовных рвется
И погибает, не любя.
Они всегда незримо рядом,
Но каждый день воюют вновь,
Разделены огнем и ядом —
Любовь и наша «нелюбовь».
От бед молитвами хранимый,
Ты точно так же ищешь рай,
Да будь ты счастлив, нелюбимый!
Живи, дыши, не умирай!
И может статься, в край далекий
Мы улетим, как пара птиц,
Где свод небесный, синеокий
Мы силой чувств повергнем ниц.
Из двух сердец мы мир единый
Своим дыханием творим…
А где-то бродит нелюбимый,
Кто мною, как никем, любим…

Свечи на концах бечевки вспыхнули зеленоватыми огоньками, воздух вне круга уплотнился. Княжна певуче произнесла еще одну фразу на языке древних рас, и Арьята увидела множество нечетких теней, спешащих к проходу в круг. Все они перешептывались, толкались, каждая норовила первой достичь врат. И только один силуэт держался особняком: высокая полупрозрачная фигура молодого мужчины с длинными волосами, белесым маревом расплескавшимися за плечами.

– Ох! – шокированно пискнула ведьмочка. – Хорошо хоть Анна предупредила меня насчет одежды…

Фигура приблизилась и застыла на границе врат. Арьята внутренне напряглась, растягивая в пальцах «сеть Миркла» и готовая в любой момент ее активировать.

– Lire t’e eska, ma dae, eneshi te sarient… aelle ne mea… – звала Анна.

– Моя жизнь и моя смерть… сделай шаг вперед… – машинально перевела Арьята последнюю фразу княжны ди Таэ.

Чародейка протянула руку в сторону полупрозрачной фигуры, и та шагнула ей навстречу. Сфера полыхнула белым, и стеклянные лепестки сомкнулись в единое целое, только теперь внутри нее неярко светилась серебристая звездочка живой человеческой души.

Ду́ши за кругом забеспокоились. Ведьмочка, мгновенно впитав «сеть Миркла» обратно в пальцы, накинула защитный купол, отделяя себя и Анну от беснующихся духов. Свечи полыхнули и погасли. Воздух пошел волнами, отхлынув от купола. По кладбищу пронесся резкий порыв ветра, похожий на разочарованный стон, и все стихло. Княжна безвольно привалилась к ногам ученицы. Арьята, склонившись над чародейкой, влила в нее остатки зелья из флакона. Та жадно глотала льющуюся в горло жидкость.

– Все нормально? – забеспокоилась ведьмочка, поддерживая чародейку за плечи.

– Угу, просто шикарно, – слабо откликнулась княжна. – Меня качает, как лодку в шторм. Зажги пульсар. У меня сил вообще не осталось. Я теперь до утра восстанавливаться буду.