– Да, мы руководители отдела по расследованию убийств Квебекской полиции, – сказал Жан Ги. – У вас с этим какие-то проблемы?

– Никаких, месье. – Полицейский записал что-то у себя в блокноте и посмотрел на Бовуара. – Вы видели своими глазами, как фургон сбил пострадавшего?

Жан Ги ощетинился, но вынужден был признать, что нет.

– Bon[21]. А кто-нибудь из вас видел?

Анни помедлила, но потом отрицательно покачала головой. Остальные тоже.

– Я же вам говорю, что я видела, – сказала Рейн-Мари. – И мой муж видел. У вас два свидетеля.

– Ваше имя?

Она назвалась.

– Сегодня пятница, вечер, темно, – сказал полицейский. – На пострадавшем черный плащ. Водитель, может быть, выпил лишку. Вы не думаете, что такое возможно…

– Наезд был намеренный. – Арман достал свою визитку, нацарапал на ее задней стороне номер своего парижского мобильника и протянул жандарму. – Я поеду с ним.

Арман последовал за Стивеном в «скорую», и фельдшеры после короткого препирательства сдались, поняв, что они не смогут выставить этого человека из машины.

– Я сообщу тебе, какая больница, – прокричал Арман Рейн-Мари через закрывающуюся дверь.

– С ним все будет хорошо? – спросила Анни.

Кого она имела в виду – Стивена или своего отца?

«Скорая» тронулась с места, Рейн-Мари взяла дочку за руку, а Даниель обнял мать за плечи.

Все приемные покои скорой помощи выглядят одинаково, пахнут одинаково, навевают одинаковые мысли.

Стивена отвезли в больницу Отель-Дьё на острове Сите. Почти в тени собора Нотр-Дам.

Арман уставился на распашные двери, куда фельдшеры умчались с каталкой Стивена. Эти двери отделили Армана от крестного.

Здесь все было как везде. Любая больница в любом городе выглядела бы точно так же. Время и место здесь не существовали. Не имели значения.

Остальные люди в приемном покое, ждущие сообщения о состоянии их близких, выглядели изможденными от тревоги и усталости. И скуки.

Арман смыл кровь с лица и рук. Но с одежды кровь не смывалась. Ее придется выбросить. Он не хотел больше видеть эту свою одежду.

Конечно, нелепо винить рубашку и галстук, пиджак и брюки в том, что произошло. Но он готов был выбросить даже носки.

Первым делом он позвонил Рейн-Мари и сообщил, где они находятся. Она сказала, что скоро подъедет. Он предложил остальным разъехаться по домам и ждать сообщений.

Потом он позвонил другу.

– Я сейчас приеду, Арман.

Рейн-Мари появилась через несколько минут с Анни и Даниелем. Жан Ги и Розлин вернулись домой к детям.

– Есть новости? – спросила Рейн-Мари, беря Армана за руку.

– Никаких.

– Он наверняка еще жив, – сказал Даниель. Он прикоснулся пальцами к руке отца.

– Oui. – Арман улыбнулся сыну слабой благодарной улыбкой, и Даниель уронил руку.

– Арман, – раздался голос от двери.

Худощавый человек лет шестидесяти, одевавшийся явно в спешке, быстро подошел к ним. Протянул руку.

Арман пожал протянутую руку.

– Merci, mon ami. Спасибо, что пришел. Рейн-Мари, ты помнишь Клода Дюссо?

– Конечно.

Дюссо поцеловал ее в обе щеки, посмотрел на нее серьезно и повернулся к остальным.

– Это наши дети, Даниель и Анни, – сказал Арман. – Клод – префект полиции в Париже.

– То, что произошло, просто ужасно, – сказал месье Дюссо. Он пожал им руки, потом повернулся к Арману, заметил пятна крови и усталость. – Как он?

– Пока неизвестно, – ответил Арман.

– Дай-ка я попробую.

Дюссо подошел к стойке регистрации и почти сразу вернулся:

– Они впустят нас. Но только двоих.

– Мы побудем здесь, – сказала Рейн-Мари.

– Езжайте домой, – велел Арман.

– Мы остаемся, – возразила она. И поставила точку в дискуссии.