И вот теперь мы все, родственники и друзья, объединившись в скорби, собрались в похоронной конторе, чтобы проводить последнего представителя старшего поколения семьи. Но сначала мне предстояло сделать глубокий вдох, вспомнить, что я уже большая девочка, сделать то, что велел мне отец, и оказать дяде Вилли последнюю услугу: проверить, все ли у него «в порядке».

Мне кажется, любой человек, увидев мертвое тело кого-то близкого, постарается сделать паузу и вспомнить, каким тот был при жизни, а потом будет держаться за свои воспоминания, чтобы не позволить печальному зрелищу затмить его образ. Вилли был добрым и душевным, с огромной волей к жизни. Я никогда не слышала, чтобы он кого-то осуждал или на что-нибудь жаловался. Он позволял мне делать от своего имени ставки на бегах, водил в кондитерские, разрешал мыть с ним машины – в общем, привносил радость в мою детскую жизнь. Единственное, о чем я жалела, так это о том, что уже не смогу узнать его лучше, сама став взрослой.

Я до сих пор помню приглушенное освещение в траурном зале, негромкую печальную музыку, лившуюся из колонок, аромат цветов и легкий намек на запах дезинфицирующего раствора. Деревянный гроб стоял на катафалке прямо по центру, окруженный венками, с открытой крышкой, которую предстояло заколотить, чтобы он навек упокоился с миром.

Потрясенная, я внезапно совершенно ясно осознала всю невероятность поручения, данного мне отцом. Человека в гробу не похоронят до тех пор, пока я все не проверю! Дядю Вилли надо осмотреть. Я ощущала, что мне доверили важнейшую миссию, и потому страшно переживала. Я и сама не знала, готова ли к такому и как это на меня повлияет.

Я подошла к гробу, слыша стук сердца, отдававшийся в ушах, и заглянула внутрь. Там лежал не дядя Вилли. Кто-то другой. Я судорожно глотнула воздух. В складках белой ткани покоился какой-то маленький человечек с мраморно-белым лицом, слегка замаскированным тоном. Не было румяных щек, привычных морщинок вокруг глаз, губы посинели, и – что самое невероятное – он молчал! На нем, правда, был надет парадный костюм дяди Вилли, тот самый, для похорон, но сама его сущность исчезла, оставив лишь легкий физический след на оболочке, в которой некогда обитала эта громадная личность. В тот день я поняла, что когда жизнь покидает сосуд, который служит нам с рождения до смерти, на земле остается даже не тело, а просто эхо – или тень.

Конечно, в гробу был дядя Вилли – по крайней мере, то, что от него осталось. Просто он был совсем не похож на себя. Тот момент неоднократно возникал у меня в памяти, когда я наблюдала за родственниками жертв массовых катастроф, которые проходили по рядам мертвых тел, лежавших на земле, в поисках знакомого лица, которое они так стремились – или, наоборот, боялись, – там увидеть. Помню, многие мои коллеги не верили, что человек может не узнать своего ближайшего родственника. Но, по собственному опыту взаимодействия со смертью, я могу сказать, что мертвые, даже те, кого вы прекрасно знаете, выглядят совсем не так, как живые. Перемены, которые со смертью происходят во внешности человека, гораздо более глубокие, чем те, что вызываются просто прекращением поступления крови и падением давления, расслаблением мышц и окончательным отключением мозга. Утрачивается что-то необъяснимое, как бы оно не называлось – душа, личность, или просто жизнь.

Мертвые выглядят совсем не так, как актеры, изображающие мертвецов в фильмах, которые просто лежат, словно в глубоком сне. Пропадает нечто, что при жизни помогало нам их узнавать. Конечно, здесь есть и простое объяснение – раньше мы никогда не видели их мертвыми. Быть мертвым – это совсем не то, что спать или лежать неподвижно.