– Можно? – спросила Нора, глядя на картину.

Спросила и услышала в своем голосе дрожь. Нельзя сказать, что она чувствовала себя нормально.

– Да, конечно, – откликнулся Герман. – Я как раз закончил.

На нем были старые синие джинсы, застиранные до голубизны, в которых он всегда работал дома, и черная футболка с коротким рукавом. Нора любила эти джинсы. Они великолепно сидели на стройных бедрах Германа, великолепно даже без ремня. Немного забрызганы краской…

– Что скажешь? – спросил он, поворачиваясь.

– Потрясающе. – Нора кашлянула. Облизнула губы. У нее внезапно пересохло во рту. – Тебе повезло с моделью. А ей, очевидно, повезло с художником. Словом, вы нашли друг друга.

Герман смотрел на нее, не отрываясь, и в конце концов ее прорвало.

– Да, я ревную! Да, я бешусь! Да, я ненавижу вас обоих, звезды голливудские! А ты чего ждал?

Он растерянно пожал плечами.

– Ничего особенного.

– Ничего особенного? Правда? – Нора боролась с примитивным бабским желанием расцарапать в кровь его красивое лицо. – Сначала ты признаешься, что тебе нравится эта блондинка, потом пишешь ее портрет… По-твоему, ничего особенного? Я просто не знаю, как реагировать на все это, Герман. Я не знаю, как себя вести. Объясни мне, что происходит. Ты переспал с ней? Вы любовники?

– Нет.

Отвечая, он не отводил глаз, и голос его оставался ровным.

Нора медленно выдохнула.

– Я тебе верю. Но объясни, бога ради, зачем тебе понадобилось писать ее портрет?

– Ну, – начал Герман немного сбивчиво, – я же сразу сказал, что она мне нравится. Это правда. И я тоже не знал, как себя вести. А теперь, когда я написал ее портрет, все пришло в норму. Понимаешь? Нет? То, что сидело во мне, выплеснулось наружу, нашло воплощение, обрело облик. И я почувствовал себя свободным.

– Это называется сублимация, моя дорогая, – любезно пояснил возникший у нее за спиной Леонид. – Привет старине Фрейду.

Герман замер на мгновение, обдумывая его слова. Смущенно улыбнулся.

– И ведь не поспоришь.

– Еще бы!

Нора почувствовала, что руки Леонида обнимают ее за плечи.

– Пойдем со мной, сестренка.

– Куда? В волшебную страну, где нет ни бед, ни печалей, где течет молоко и мед?

– Можно и так сказать. – Болтая, он увлек ее к двери. – На кухню. Марго испекла пирог с грибами. Я съел кусочек и чувствую, что готов съесть все остальное. Меня необходимо остановить.

Выходя, она бросила взгляд на Германа, по-прежнему стоящего с отсутствующим видом посреди комнаты. На висках его поблескивали капельки пота. Черные брови и ресницы подчеркивали бледность лица. Он был все еще там, в своем мире. Недоступном, наверное, никому.

Аромат свежеиспеченного пирога растекся по всему первому этажу. Спускаясь по лестнице, Нора уже улавливала его, а оказавшись на кухне, почувствовала, что этот божественный аромат проникает во все клетки тела. Марго поставила перед ней тарелку с куском такого размера, что хватило бы на троих, налила чай и сама тоже присела к столу.

– Ну и зачем ты меня увел? – старательно изображая недовольство, обратилась Нора к Леониду. В глубине души она была ему благодарна, но признаться в этом, разумеется, не могла. – Я еще не все сказала.

– Потому и увел, – широко улыбнулся Леонид.

Нора вопросительно приподняла брови.

– Ты не знаешь его так, как знаю я, – пояснил он, косясь на противень с пирогом, накрытый льняным полотенцем. – И никогда не узнаешь. Поэтому прими мой совет. Не лезь к нему с этой блондинкой. Понятно, что тебя это беспокоит, но… не лезь. Верю, тебе есть что сказать, да только в некоторых случаях слова бесполезны. Даже вредны.