Был здесь и старый Макнэр – высокий, могучий старик с умными голубыми глазами и квадратной челюстью. Улыбнувшись Россу Хейлу, он сжал его руку в своей широченной ладони.

– Слушай, Росс, – сказал он. – Твой сын – самый завидный жених во всей округе, а моя дочка – первая красавица! А что, если нам с тобой их поженить, а?

Довольно неловко было говорить об этом в присутствии самой девицы, которая, залившись румянцем, тут же обернулась к отцу и погрозила ему пальцем, умоляя замолчать. Но Росс Хейл заметил, что испытывала она при этом скорее смущение, чем гнев.

– Черт побери, Рут, – продолжал Макнэр еще громче, чем прежде, – ведь ты и в самом деле первая красавица, и хотел бы я посмотреть на того, кто посмеет возразить, что это не так. Но у нас таких дураков нет! А, парни?

Набычившись, он огляделся по сторонам, встречая в ответ только улыбки. Даже те высказывания, которые показались бы совершенно непростительными со стороны любого другого человека, воспринимались как должное, если они исходили из уст Макнэра, личности известной в местных кругах. К тому же Рут Макнэр и в самом деле была хороша собой, так что вряд ли кто-либо из собравшихся на перроне мужчин осмелился бы сказать нечто такое, что могло бы ее так или иначе обидеть.

Девица смущенно отвернулась, а Росс Хейл отправился дальше, и ему казалось, что солнце в небе светит ярче, чем всегда, как-то по-особенному празднично. И даже витавший в воздухе терпкий запах дегтя теперь представлялся каким-то изысканным, затмевая ароматы самых прекрасных цветов.

Теперь уже было слышно, как монотонно гудят железные рельсы. Он посмотрел на восток, окидывая взглядом тонкую линию горизонта над холмами, где деревья вплотную подступали к бледно-голубому небосводу, и увидел струйку далекого белого дыма. Она сливалась с пушистыми облаками, плывшими над землей.

Затем откуда-то издалека дважды пропел паровозный гудок, и вскоре показался нос локомотива, вынырнувшего из-за поворота и тащившего за собой поезд, который, описав плавную дугу, оказался, наконец, на прямом участке пути и, набирая скорость, спешил поскорее прибыть на станцию.

Затем поезд сбавил ход. Раздался скрежет тормозов. Со всех сторон слышались громкие, взволнованные голоса, тонувшие в оглушительном грохоте. Чем больше все говорили, тем больше возрастало витавшее в воздухе напряжение. Самые невероятные слухи и жгучее любопытство не давали никому покоя, и теперь пришедшие на станцию жители Самнертауна, повинуясь единому порыву, невольно подались вперед.

Великий момент наступил. Росс Хейл вместе со всеми глядел на то, как паровоз замедляет ход и наконец останавливается совсем. Он пытался заглядывать в окна, но глаза как будто затянуло пеленой. Вздохи и нетерпеливый шепот толпы – все, что осталось от царившей на перроне всего мгновение назад шумной суматохи, – становились все тише и смолкли совсем. Воцарилось молчание, и всеобщее внимание теперь было приковано исключительно к Россу Хейлу и его сыну, который должен был вот-вот появиться в двери вагона.

Однако там появился Док Мюррей, местный богатый ранчеро. Легко спрыгнув с подножки, он огляделся вокруг и, приветственно взмахнув рукой, принялся раскланиваться со знакомыми, замеченными им в толпе, решив, очевидно, что столь пышная встреча устроена специально в его честь. Но никто не обратил внимания на богатенького Дока Мюррея, который и сам внезапно осознал, что вовсе не он был центром картины, а лишь только заслонял собой его! И тогда, смущенно краснея, он поспешно исчез в толпе встречающих.