– Отныне мой долг – помогать всадникам. Особенно – потерявшим дракона. Я всю ночь просидела рядом с тремя убитыми горем, и многое поняла за это время. Нужно ли утешать их? Живущим на земле никогда не смягчить боль тех, кто потерял небо…

Пинна горестно замолчала, и Г’бол не решился нарушать эту тишину. Потом она подошла к нему ближе и сказала:

– Мне рассказывал о вас Д’лин, его описание достойно арфиста. Я именно таким вас и представляла. Но искала вас не для пустого разговора. Мне пришлось порядком наслушаться речей Безика о всадниках, и ни одна из них не лестная. Вам лучше знать, что этот человек во много раз хуже Торика. Он не остановится ни перед чем, и ещё… он желает выгнать всадников со своей земли!

Г’бол тяжело вздохнул. Опять Безик за своё! Но если в Вейре не останется всадников, то некому станет контролировать действия вздорного лорда. А делами он занимался далеко не самыми лучшими – ходили слухи, что в одном из малых холдов, подвластных Безику, собрана толпа головорезов, оставшихся без крова. Ещё один из подчинённых ему моряков отправился в плавание к Восточным островам, чтобы привезти оттуда потомков ссыльных мятежников. Моряк, естественно, не добрался до Райской реки – дельфинеры обнаружили его мёртвое тело недалеко от Южного холда. Ни к какому цеху отчаянный смельчак не принадлежал.

Действия Безика тревожили многих – лорды не желали, чтобы появился очередной Фэкс, но возжелавший править не на севере, а на юге.

– Благодарю, Пинна, за предупреждение. Мы постараемся не допустить подобного. Что касается потерявших дракона… увы, их боль трудно утолить бальзамом или словами сочувствия. Лайтол, например, был мрачен большую часть жизни, и лишь успехи Джексома оживили его. Эта боль не утихает со временем – но жизнь у них ещё не закончилась.

– Что ж, тогда я вернусь к ним. Думаю, бывшим всадникам всё равно понадобится моя поддержка. Не забудьте про то, что я вам сказала, Предводитель Бендена, – Пинна слегка склонила голову в знак уважения к Г’болу и, развернувшись, ушла.

***

Мир вокруг него потускнел в один миг. Всё слилось перед глазами, стало серым, удручающим. Ноги не держали тело, а оно билось в судорогах. Он упал и резко отстранил тех, кто подошёл. Горькие слёзы потекли по холодным камням.

О, сколь страшна душевная боль! Он выл от её резких приступов, в отчаянии бил ладонями по камням, сдирал кожу в кровь – но физическое мучение не шло ни в какое сравнение с тем, что творилось внутри. Обжигающе холодный лёд заморозил душу, сковал её, заставлял страдать каждый ужасающий миг.

Вокруг ходили люди, чтобы успокоить, утешить – но что ему до слов, разве могут они понять? Кто-то забинтовал его ладони, но возможно ли остановить боль, если она рвётся изнутри? Нет, нет, нет! В безнадёжности и горе он судорожно всхлипывал, не находил себе покоя.

Чьи-то заботливые и сильные руки подхватили его, уложили на мягкую постель – но нет смягчения его бесконечному, безудержному страданию…

Хозяйка Нижних Пещер провела ночь в неотступной тревоге за хрупкую жизнь юноши по имени Наллинг – сегодня он на короткий час стал Н’лингом… Отрока лихорадило, он бился в нескончаемых судорогах, и ни тепло очага, ни меховые одеяла не останавливали озноб, не согревали душу. Лишь ненадолго его биения прервались – женщина влила в губы юноши сонное зелье. Но действия отвара хватило ненадолго, и через час агония продолжилась. Наллинг сбросил с себя одеяла и долго метался на кровати, сквозь сжатые зубы выкрикивал имя погибшего дракончика —Горт.