Красавицу звали Альбия. Он как раз сменился с ночной стражи и, выстраивая планы на день, наслаждался свежим утром, укрывшись в тени платана; солнце уже пригревало изрядно. Конечно же мыслями он был в основном на Ипподроме – девушка не выходила у него из головы. Василько мечтательно посмотрел на небо, сокрушенно вздохнул – что ж так не везет! – опустил голову… И окаменел. Девушка выросла перед ним словно из-под земли.

Василько глазам своим не поверил. Он помотал головой, стараясь избавиться от наваждения, и прикрыл глаза ладонью, словно его ослепило невероятное видение. И услышал, как рядом зазвенели серебряные колокольчики. Это смеялась красавица.

Конечно же встретились они не случайно. Альбия тоже искала Василько. Для нее эта задача была гораздо проще, нежели для него – облик руса изрядно отличался от внешности греков, основного населения Константинополя, а фалеры на поясе и значок кентарха подсказали девушке, где он может находиться.

С той поры любовь закружила их и понесла, словно они очутились в водовороте бурной реки. Им приходилось встречаться тайно, чаще всего под покровом ночи. Альбия не просто принадлежала к знатному семейству; она была дочерью важного придворного – логофета геникона (управляющего казной). Кроме того, ее отец являлся еще и членом Консистории – государственного совета при императоре.

Поэтому о браке варвара-руса, пусть и заслуженного воина императорской гвардии, с дочерью высокопоставленного патриция не могло быть и речи.

Но своенравная Альбия не придавала этому факту никакого значения, в отличие от осторожного Василько. Она была уверена, что отец сделает все так, как она скажет. Последний ребенок в большой семье, Альбия пользовалась огромной привязанностью матери и отца без зазрения совести.

Но Василько прекрасно отдавал себе отчет, куда его может завести связь с дочерью высокопоставленного придворного империи. В лучшем случае, учитывая боевые заслуги, ему могли тайно отрубить голову в подземном каземате, а в худшем – при большом стечении зевак сжечь заживо в чреве бронзового быка, который грозно высился на Воловьем Форуме.

Посягательство на честь знатной семьи каралась самым жестоким образом. А их встречи никак нельзя было назвать невинными. Но отказаться от Альбии он не мог. Это было выше его сил…

Прежде при дворе всегда можно было видеть пеструю толпу посольств со всех концов Европы, Азии, Африки в разнообразных костюмах, слышать все языки мира. Ведомство иностранных дел, которое находилось под управлением великого логофета, обладало огромным штатом, держало переводчиков со всех языков и выработало сложный порядок приема послов, рассчитанный на то, чтобы поразить их воображение, выставить перед ними в самом выгодном свете мощь Византии.

Обычно послов встречали на границе. Под видом почетной стражи к ним приставляли зорких соглядатаев. Послам не позволяли брать с собой слишком большую вооруженную свиту, так как были случаи, когда такие «послы» захватывали врасплох какую-нибудь византийскую крепость. Иногда их везли в Константинополь самой длинной и неудобной дорогой, уверяя, что это единственный путь.

Это делалось с той целью, чтобы внушить варварам, как трудно добраться до столицы, и отбить у них охоту к попыткам ее завоевать. В дороге послы должны были получать пищу и помещение от специально назначенных для этого лиц, которым нередко должно было оказывать содействие и окрестное население. Строились и специальные дома для приема послов в пути.

По прибытии послов в Константинополь им отводился особый дворец, в сущности превращавшийся в тюрьму, так как к послам не пускали никого, и сами они никуда не ходили без конвоя. Им всячески мешали вступать в общение с местными жителями. Что касается приема у императора, то он должен был поразить и ослепить послов. Великолепие и богатство Тронного зала – Консисториона – потрясали. Перед троном басилевса было установлено золотое дерево, на котором щебетали и порхали золотые птицы. А по сторонам трона стояли золотые львы, которые били хвостами и рычали.