Виктор ответил не сразу:

– Знаете, Владимир Николаевич, спасибо вам, конечно, за всё, но только… чем больше вы меня уговариваете, тем меньше мне хочется к вам идти. Стая… это не для человека. Это звериное. Я знаю, многим лестно, когда их, скажем, с волками сравнивают. Ну как же – сильные, отважные, хищники опять же… Да только это доказывает, что они и сами – не люди, а так – зверье или даже зверьки… Потому и человеческого в себе как бы стесняются. А я – человек. И мне все это совсем не лестно. Так что извините, но… мне пора…

Когда тяжелая дверца джипа захлопнулась, с заднего сиденья подал голос Бальтазар Иннокентьевич:

– Не понимаю я, Владимир Николаевич, что это вы перед молодым человеком рассыпались. На моей памяти вы еще ни с кем так нежно не разговаривали.

– Да жалко его, – протянул хозяин джипа, – батя у него партийный был. Но из настоящих. Которых в партии было раз-два и обчелся. Эта баба, директриса, знаете из-за чего на парня взъелась? Его отец ее мужа как-то крепко прижал на воровстве. Муж ее тот еще жук был, райпотребсоюзом руководил. Еле в тот раз отвертелся, да и то через инфаркт. Вот она теперь и мстит. А парень молодец – не ломается. Только пропадет он сейчас. Гордый больно. А сейчас таких не любят. Сейчас послушные нужны.

– Ну да, – хмыкнул Бальтазар Иннокентьевич, – то-то вы его так уговаривали.

– А у вас-то что за интерес? – недобро покосился на своего финансового советника хозяин джипа.

– Ну… я ведь ваш финансовый советник, – рассмеялся тот, – и должен знать, на какой слабости вас конкуренты подловить смогут. Так что давайте, колитесь.

Владимир Николаевич нахмурился и уже открыл рот, чтобы резко осадить этого неизвестно что о себе возомнившего наемного финансиста, но затем, наткнувшись на его взгляд, неожиданно захлопнул рот и, повинуясь какому-то непонятно откуда взявшемуся побуждению, заговорил:

– Так ведь он из настоящих… Эти ребятки, кто сейчас подо мной, – они все шакалы. Каждый норовит под себя подгрести. И пока нам жирные куски достаются, то да, они на меня молиться готовы. А если что не так – первыми сдадут. Не ментам, нет, ну кто сейчас ментов боится? А тому же Жоре Мухобою. Или Ковалю. А Виктор, если уж он на мою сторону встанет, то не предаст.

– Вот оно как?.. – задумчиво протянул Бальтазар Иннокентьевич…

В прихожей его никто не встретил. Виктор снял ботинки, плащ и прошел в комнату. Сонька спала, еле слышно посапывая и пуская счастливые пузыри. Виктор постоял над кроваткой, млея от счастья, потом тихонько отошел, стянул через голову свитер и отправился в ванную мыть руки.

Нина сидела на кухне. Перед ней стояли початая бутылка коньяка и пепельница, в которой было смято три окурка. Сбоку лежала распотрошенная плитка шоколада. Виктор остановился в дверях и окинул эту картину сумрачным взглядом.

– Ну что, добился своего? – зло бросила жена. – Теперь всё, безработный. Туда тебе и дорога, Крагин. Совсем ты не от мира сего. Все люди как люди – зарабатывают, вон Тишкины квартиру поменяли, в сталинском доме взяли. А ты… – Она всхлипнула и дрожащей рукой поднесла зажигалку к новой сигарете.

Возражать было бессмысленно. Любые возражения только усиливали злость. Виктор молча прошел к плите и поднял крышку кастрюли. Как он и ожидал, в кастрюле было пусто.

– А не из чего готовить, – с издевкой произнесла Нина. – Муж не зарабатывает, вот и живем впроголодь. Ребенка бы хоть пожалел!

Виктор скрипнул зубами и молча вышел.

Нина была первой красавицей на курсе. И весьма себе на уме. И к выбору мужа тоже вроде как подошла с практичной точки зрения. Ну еще бы – сын второго секретаря обкома! «Золотая молодежь», блин. Только вот семья папочки оказалась совсем не такой, какой она себе напредставляла. Никаких распределителей, никаких директоров магазинов с дефицитом у порога, никаких зарубежных поездок по линии «Спутника». Скромная трехкомнатная квартирка. А из всех благ – только дежурная машина у подъезда и редкие заказы из обкомовской столовой, как у обкомовских машинисток и письмоводителей. И не напоказ, а потому что люди привыкли так жить и считали такую жизнь правильной. У практичной девочки, которую мама довольно рано научила, как она, жизнь, устроена