Я с силой оттолкнула его, но парень крепко уцепился за рукав. Попробовала вырвать руку – бесполезно. Надо же было так попасть! И кричать бессмысленно. Через музыку никто не услышит.

Запаниковав, я попыталась вылезти из кофты, тогда он наконец отпустил меня и удивленно приподнял одну бровь:

– Ты чего?

По его недоумевающему виду можно было подумать, будто целоваться с незнакомым человеком – в порядке вещей.

– У вас тут потоп. А у нас обои в коридоре уже мокрые, – срывающимся голосом пролепетала я, отскочив на безопасное расстояние.

Парень выглянул за бортик ванны и посмотрел на залитый пол:

– Заснул, наверное.

– Если вы нас зальете, придется оплачивать.

– Плевать, – он небрежно отмахнулся. – А ты кто? Соседка, что ли?

Я кивнула.

– Ну извини, – он рассмеялся, вытирая мокрое лицо ладонью. – Думал, кто-то из гостей.

Улыбка у него оказалась широкая, белозубая и жизнерадостная.

Стараясь не опираться на руку с бандажом, он неуклюже вылез из ванны. Вода ручьями стекала с его волос и джинсов.

– Там в дальней комнате в шкафу возьми простыни, – он сдернул с батареи махровое полотенце и стал вытирать голову здоровой рукой. – Любые. И штаны мне принеси. Серые спортивные. На балконе висят.

У него были резко очерченные ключицы, крупный кадык, острые плечи и большие ладони с длинными пальцами. На открытом плече и в районе груди подрагивали вполне заметные мышцы.

Парень оторвал полотенце от лица и, сообразив, что я разглядываю его, вопросительно уставился в ответ. В следующий миг я выскочила из ванной.

На полу плавали тапочки, зонтик, пробка от шампанского, жестяная банка из-под пива и рекламные буклеты. Декоративные подвесные полки в коридоре были заставлены грязными стаканами и бокалами с недопитым вином. Широкая поверхность зеркала зацелована губной помадой различных цветов. Посреди гостиной стоял неубранный стол с тарелками, бутылками и остатками еды. Край толстого ковра на полу уже пропитался водой.

Стоило отворить дверь в дальнюю комнату, как в лицо тут же ударил порыв холодного промозглого воздуха. Балкон был распахнут настежь, и вещи на бельевой веревке отчаянно рвались в непроглядную ночь.

Длинные голубые шторы хлопали и надувались, как паруса. Леденящий ветер тут же проник в глубокий вырез майки, грудь покрылась мурашками, мокрые ноги вмиг заледенели.

На широкой, застеленной шелковым покрывалом кровати валялся ворох одежды, стеклянная пепельница на тумбочке была забита окурками и фантиками, в кресле осталась чья-то красная зажигалка.

Однако внутри большого, во всю стену шкафа-купе царил идеальный порядок. Полотенца нашлись на средних полках, безупречно выглаженные и сложенные по цвету. Простыни чуть выше. Из шкафа пахло лавандой и сиренью. Я вытащила стопку банных полотенец и несколько простыней, а когда вспомнила про штаны и подошла к балкону, за спиной кто-то произнес:

– Сколько времени?

Тихий, едва различимый голос. Оглянулась – никого. Быстро сдернув штаны с веревки, я захлопнула дверь и только развернулась к выходу, как громкий шорох заставил присмотреться к темному углу между кроватью и шторой. Там что-то копошилось.

Послышался глухой сдавленный стон, и на голубом покрывале появилась рука.

– Сколько времени? – повторил голос так тихо, что я скорее догадалась, чем расслышала, потому что музыка продолжала играть.

– Двенадцать. Может, больше.

Наконец после непродолжительной войны со шторой из-под нее выбрался светлоголовый заспанный парнишка в длинной футболке и широких штанах.

Щеки раскраснелись ото сна, русые, чуть рыжеватые пряди прилипли ко лбу. Глаза щурились на свету: