Виктор ходил вокруг старого комода и примеривался к нему. В результате он был вынужден признать, что тот совершенно неподъемный, и начал открывать ящики один за другим. В них оказалось старое, пожелтевшее от времени белье, ветхие полотенца, еще какие-то бесполезные тряпки, которые он брезгливо разворачивал и засовывал обратно. Странно, думал он, почему они не увезли вещи с собой? Но потом вспомнил про Мишку, Женьку и Сеньку и поморщился. Понятно почему.

Интересно, что в доме совершенно не было книг. Ни одной. А ведь все трое почтальоновых ребятишек, как их называла Андрюхина мать, были большими охотниками до чтения. Конечно, они читали не то, что Виктор, Хемингуэя и Сэлинджера, а литературу попроще, типа Лондона, или Пикуля, или Дюма, но читали много, взахлеб и потом всегда делились прочитанным. Виктор вспомнил, как тетка Рая гордилась детьми – начитанные! Получается, шмотки старые оставили, а книги увезли до единой. Впрочем, может, они в мансарде?

– Тонь, подойди, пожалуйста!

Она появилась в дверном проеме.

– Слушай, тут весь комод барахлом забит, его нужно выкинуть. Ты сама сможешь?

– Ну конечно, – кивнула Тоня, хотя немного удивилась: – А почему ты сам не разберешь?

– Не хочу с чужими тряпками возиться, – признался он. – И еще… Если бы все тут совсем чужое было, тогда другое дело, а я ведь бывших хозяев знал хорошо, и у меня такое ощущение… неприятное, в общем. Понимаешь?

– Ладно, Вить, я разберу. Мой руки, пойдем обедать.

К вечеру выглянуло солнце и потеплело. Солнечные лучи заливали сад, и яблоки отсвечивали розовым. На их фоне маленькая рябинка у самого дома казалась неправдоподобно красной, слишком яркой. Виктор сидел у дома на бревнышке и хрустел антоновкой, подобранной с земли.

– Тонь, я вот что придумал… – позвал он.

Жена выглянула из окна.

– Давай-ка мы с тобой на пленэре сегодня поужинаем.

– В смысле?

– Ну, на свежем воздухе. У тебя что на ужин?

– Картошка с котлетами, салатик.

– А ты можешь стол во дворе накрыть?

– Могу, конечно. А зачем?

Виктор покачал головой.

– Эх, любимая супруга, нет в тебе романтики! Ведь так хорошо на улице, ну и чего ж дома-то сидеть? Решено, я столик вынесу, а ты пока ужин сооружай.

Вот ерунду придумал, сердилась Тоня, ставя сковородку на огонь и выкладывая салат на широкие зеленые листья. Ужинать на пленэре, наверное, замечательно, конечно, но ведь нужно кучу всего во двор вытащить. А обратно кто все понесет? Ну не Виктор же, конечно! Нет, он будет наслаждаться красотами августовского вечера и уминать картошечку с помидорами. А если выяснится, что на столе не хватает хлеба, то кто побежит в дом? Догадайтесь с трех раз. Тоня перевернула котлеты, мельком глянула в окно на Виктора, устанавливающего маленький столик, и задумалась.

Мысли, пришедшие ей в голову, были совершенно кощунственными. Она не могла их выразить, но понимала, что три месяца назад ей бы и в голову не пришло критиковать Виктора и тем более злиться на что-то. Не такая уж большая трудность – посуду вынести и принести обратно. А муж и не должен ей помогать, он же пашет, как вол, деньги зарабатывает. И большие деньги! У них есть все, что надо: дом, машина. Сама она обута и одета. И на рынок не пешком ходит, как в Химках своих, таща обратно кучу пакетов, а цивилизованно доезжает на машине до супермаркета, грузит все, что надо, в тележку и до машины в ней потом довозит. Что, зажралась, матушка, пришла ей в голову язвительная мысль? С жиру бесишься?

Нет, покачала головой Тоня, не в том дело. Дело в доме. Это из-за него к ней всякие плохие мысли пристают. Она ведь изначально была против покупки дома в деревне, а уж о том, чтобы жить в нем круглый год, и слышать не хотела. Виктор уговорил, и напрасно…