Шеф посмотрел на нее и улыбнулся:

– Ты спрашиваешь, почему я не порвал его на куски, хотя имел такую возможность? Вот поэтому. Но хочу тебя предупредить: не думай, что я поступил так из благородных побуждений. Скорее, это эгоистические побуждения. Мне нужно было доказать себе, что я еще не пал так низко. Должен признать, это было искушение.

– Присоединиться к старшему суперинтенданту Франкёру? – спросила Лакост, пораженная его признанием.

– Нет, создать в ответ собственную вонючую помойку.

Он взглянул на Лакост, словно взвешивая собственные слова.

– Я знаю, что делаю, Изабель, – тихо произнес он. – Доверяй мне.

– Я и не сомневалась.

И тут Изабель Лакост поняла, с чего начинается разложение. Оно происходит не сразу, а постепенно. Легкое колебание – и кожа трескается. В ранке поселяется инфекция. Сначала сомневаешься. Затем критикуешь. Затем становишься циничным. Затем перестаешь доверять.

Лакост посмотрела на агента, с которым разговаривал Гамаш. Тот положил трубку и застучал по клавиатуре компьютера, пытаясь делать свою работу. Но коллеги продолжали подначивать его, и Лакост увидела, как агент бросил печатать и повернулся к ним. Улыбнулся. Снова стал одним из них.

Инспектор Лакост взглянула на старшего инспектора Гамаша. Никогда, ни при каких обстоятельствах не могла она представить себе, что предаст его. Но если такое случилось с другими агентами, которые прежде были порядочными людьми, то почему не может случиться и с ней? Вероятно, уже случилось. По мере того как в отделе становилось все больше агентов Франкёра, по мере того как все большее их число бросало вызов Гамашу, считая его слабаком, такие же мысли, возможно, просачивались и в ее голову – болезнь заразна.

Видимо, она начинала сомневаться в нем.

Полгода назад она ни за что не усомнилась бы в его методах поддержания субординации. А теперь вот засомневалась. И в глубине души задавалась вопросом: а вдруг то, что видит она, что видят все они, – это и в самом деле слабость?

– Что бы ни произошло, Изабель, – сказал Гамаш, – ты должна верить себе. Ты меня понимаешь?

Он напряженно смотрел на нее, словно хотел внедрить эти слова не просто ей в голову, а куда-то глубже. В тайное, безопасное место.

Изабель Лакост кивнула.

Гамаш улыбнулся, и напряжение спало.

– Bon[7]. Ты для этого и приходила или есть что-то еще?

Она вспомнила не сразу – лишь после того, как заметила записку в своей руке.

– Несколько минут назад поступил звонок. Я не хотела вас беспокоить. Не уверена, личное это или служебное.

Гамаш надел очки, прочел записку и нахмурился:

– Я тоже не уверен.

Он откинулся на спинку стула. Пиджак распахнулся, и Лакост увидела у него на поясе «глок» в кобуре. К этому зрелищу она никак не могла привыкнуть. Шеф ненавидел оружие.

Евангелие от Матфея, 10: 36.

Это был один из первых уроков, преподанных ей, когда она поступила в отдел. Изабель Лакост все еще видела как наяву старшего инспектора Гамаша, сидевшего на том самом месте, что и сейчас.

«Евангелие от Матфея, глава десять, стих тридцать шесть. „И враги человеку – домашние его“. Никогда не забывайте об этом, агент Лакост».

Ей показалось, он хочет этим сказать, что при расследовании убийства начинать нужно с семьи. Но теперь она знала: за евангельскими словами скрывается нечто большее. Старший инспектор Гамаш носил при себе оружие. В штаб-квартире полиции. В собственном доме.

Гамаш взял записку со стола:

– Не хочешь прокатиться? Мы там будем как раз к ланчу.

Лакост удивилась, но не стала ждать второго приглашения.

– Кто останется за старшего? – спросила она, забирая пальто.