Затянувшись напоследок, бросаю окурок в урну у входа, кисло улыбаюсь незнакомке — задержавшейся сверхурочно подруге по несчастью — и уверенно шагаю прочь.

Хотя идти мне в общем-то некуда.

Май окончательно вступил в права — тенью ошивается в подворотнях, исподтишка творит свое неведомое волшебство, кружит голову и быстро уходит прочь одиноким прохожим с рюкзаком за спиной.

Я брожу по глянцевым улицам, потеряв счет времени, подмечаю незначительные мелочи, полутона, звуки, а томление, ожившее еще утром, уже не вмещается в душу, сдавливает горло, вызывает слезы, гонит в неизвестность.

Пахнет грибами, хвоей, озоном и гарью, в стремлении выгнать из легких остатки сигаретного дыма я глубоко вдыхаю сырой теплый воздух.

Стая шумных детишек выбегает из сумерек и бросается врассыпную, удирая от встревоженных пап и мам, зачинщица — маленькая девочка с огромным бантом — в шаге от меня спотыкается о невидимый камень.

Вздрагиваю, подаюсь вперед и ловлю ее за доли секунды до падения на асфальт. И ощущаю чистое блаженство — нежное уютное тепло маленькой ладони в своей вечно пустой руке... Быстро разжимаю пальцы, растерянно улыбаюсь и под слова благодарности запыхавшихся родителей поспешно ухожу.

Молодежь с разноцветными патлами заняла любимую скамейку на площади у ТРЦ; тихонько присаживаюсь на гранит ограждения спящего фонтана и наблюдаю из темноты, как парни и девушки без забот и проблем смеются, шутят, обнимают друг друга, целуются и ссорятся, но в воздухе все равно витает любовь.

Потертый знак «анархии» на рюкзаке одного из присутствующих мальчишек, мелькнувший в голубоватом свете фонарей, заставляет прищуриться.

Так и есть — паренек из автобуса. На миг задерживаю дыхание и смотрю во все глаза — кажется, я становлюсь свидетелем его личной драмы.

— Пошел ты! — визжит рыжеволосая девочка в чем-то бесформенном и черном, вскакивает, с размаху отвешивает ему звонкую оплеуху и гордо удаляется в ночь.

Парень, признавая полное поражение, откидывается на деревянную спинку скамейки, трет щеку, огрызается, а его дружки дико гогочут.

***

4. Глава 4

— Майя, ты сменила свои кошмарные шторы на те, что я передала?.. Олег как? Надеюсь, он еще от тебя не сбежал?! — Разговор с мамой за полтора часа стал изнуряющим, но все, что я могу, вклиниваться в бесконечный словесный поток односложными ответами: «Да... да... нет...», которые, впрочем, никак не влияют на ход ее мыслей.

Слава богу, поселок, где последние десять лет обретается мама, слишком далеко, и она не станет срываться оттуда в разгар дачного сезона.

Желаю ей спокойной ночи, отключаюсь и тяжко вздыхаю. На сегодня повинность отбыта.

Порция разжижающих мозг сериалов, пять приконченных на балконе сигарет и перманентное желание завыть в голос — так проходит остаток вечера.

По первому зову утреннего будильника ползу в ванную, до упора выкручиваю кран, и лицо ломит от мертвых прикосновений ледяной воды. Давлюсь на кухне горьким кофе, влезаю в джинсы и свитер, тушу окурок, вываливаюсь в подъезд... За спиной щелкает замок, палец давит на оранжевую расплавленную кнопку, из недр шахты ко мне со вздохом устремляется кабина лифта.

Доведенный до автоматизма ритуал соблюден, сегодняшний день, как и тысячи ему предшествовавших, тоже пройдет без происшествий.

***

Опередив сонную толпу, вбегаю в загазованный салон пока еще пустого автобуса и плюхаюсь на любимое сиденье, предвкушая полчаса дремы и созерцания давно опостылевших видов, но кто-то не менее проворный падает рядом и бесцеремонно оттесняет меня к самому окну.