Я пришел навестить свою подружку в нашу городскую больничку. Мариночка лежала наполовину обнаженной, а над грудью у нее был натянут марлевый полог от мух.

Веселый врач со здоровым цинизмом на мой вопрос о положении ее дел ответил:

– Батюшка, я думаю, это уже твой клиент.

– Почему обязательно мой клиент? У нас что, не существует ожоговых центров? Почему бы ее не отвезти в область?

– Да ты что?! Нормальным людям лекарств не хватает, а ты глупенькую предлагаешь лечить? – И, видя, что я расстроился, добавил: – Бать, не заморачивайся, ну что ты на самом деле? Ей ведь действительно лучше умереть. Кому она такая нужна, да еще с ожогами?

Через какое-то время девушку выписали домой. Грудь у нее покрылась буграми и рубцами, напоминающими лунные кратеры, но только темно-малинового цвета. Требовалась пересадка кожи, но кому охота с дурочкой возиться, не умерла в больнице – и то славно. Больше я не видел, чтобы она вставала и ходила, хотя бы по дому.

Потом меня перевели в другой храм, но я продолжать навещать Марину и ее маму. Девочка радовалась моим приходам. Когда я усаживался с ней рядом, она неизменно брала мою руку, что-то чертила у меня пальчиком на ладони и улыбалась.

Постепенно ее положение стало ухудшаться. Я не очень-то понимаю, что там произошло в медицинском отношении. Но теперь, для того чтобы девушку спасти, из-за ожогов кожи и мышц, которые в свое время не стали лечить, нужно было взрезать грудину и расставлять саму грудную клетку. Врачи осмотрели Марину и пришли к выводу, что больная вряд ли перенесет такую тяжелую операцию. Интенсивное лечение, ожоговый шок, все это, мол, сказалось на сердце, скорее всего, девушка скончается прямо на операционном столе. Матери сказали:

– Для вас есть разница, где умрет ваша дочь, на столе хирурга или дома? Дома она еще, может, немного и поживет.

Как хотите, а я отказываюсь понимать таких врачей. На самом деле уж что-что, а сердце у нее оставалось здоровым, и мучения для Марины и ее мамы продлились еще на целых три года. Девушка слабела, но жила. Ей стали прописывать обезболивающие, и вскорости она уже не могла без них обходиться.

Мама мне об этом ничего не говорила. Мариночка всякий раз радовалась моему приходу, но взять мою руку в свои уже не могла, и тогда я брал ее ладошку и рисовал на ней непонятные черточки. Ребенок улыбался.

Помню свое последнее посещение. Она узнала меня, и вообще, как я понял, она меня ждала. Только улыбка ее была какой-то странной, с крепко стиснутыми зубами. Никогда она еще так не улыбалась. Я немного с ней поговорил. Чувствовалось, что Марина не всегда меня слышит. Она периодически запрокидывала голову назад, и зрачки ее глаз скрывались под лоб.

После Причастия, когда мы стояли с ее мамой на пороге, в Марининой комнате послышался мучительный стон, потом стон вновь повторился. Я тревожно посмотрел на маму.

– Обезболивающие уже не помогают, она стонет непрерывно.

– Но я был с ней целых полчаса и ничего подобного не слышал.

– Она щадила тебя, батюшка. Боится, что ты испугаешься ее боли и больше не придешь.

На всю жизнь я запомнил эту ее улыбку с крепко стиснутыми зубами.

Вскоре после Рождества Христова звоню отцу Валерию:

– Батюшка, я готов просветить тебя по поводу фэн-шуй. – И рассказал ему то, что сам узнал из Интернета.

Тот отвечает:

– Да я так и понял, нормальная современная дурилка для доверчивых. Все в русле желаний нашего человека. Расставил «правильно» по схеме мебель, накупил амулетов – и держи карман шире. Деньги уже в пути. Думаю: что-то это мне напоминает? И вспомнил! «Золотой ключик» и деревянный носатый мальчик Буратино. Помнишь, как он закопал денежки на поле чудес в Стране дураков? А потом ждал, когда вырастет дерево с золотыми монетами. Ну один в один.