Вот начались богатые надгробия. Здесь, за внушительной металлической оградой, три камня. Так и есть, семья из трех человек. Петрович, сам предприниматель, хороший мужик, выпивающий, правда. Сына не уберег, подсадили парня из зажиточной семьи на иглу. Сколько лечили, все бесполезно. После смерти сына жена сама стала пить, да так, словно решила умереть. Жили они рядом с храмом. На церковной некогда земле дом построили, большой, красивый, жить бы в нем и жить.

Зашел как-то Петрович к нам в церковь – а я голову ломаю, где бы денег на крышу найти? Зимний храм перекрыть край как нужно. С разрушенной колокольни откололся кусок и пробил крышу. Да одновременно в нескольких местах. Мы только-только внутри стены оштукатурили. Столько трудов положили.

В церкви никого, только он и я. Подошел к нему, поприветствовал. Вижу, тяжело человеку, шутка ли, единственного сына потерять.

– Петрович, – говорю, – в память о Косте сделай доброе дело. Видел, как кирпичами с колокольни крышу побило? Пока дождей нет, помоги нам перекрыться. Ты человек состоятельный, помоги. Еще и прихожан просить буду, всем миром и сделаем. Боюсь, дожди начнутся, штукатурку внутри загубим.

Петрович помолчал, лицо у него такое хорошее, доброе, он действительно был славный дядька. Потом и говорит:

– Знаешь, батя, я вот думал, как мне теперь жить. После смерти единственного сына. Как? И решил, что жить теперь буду только для себя. Так что, не обессудь, ищи других спонсоров.

И действительно, стал Петрович жить для себя. Машину новую взял, за границей отдохнул, одеваться стал хорошо. А потом пропал Петрович. Неделю его найти не могли. И вот иду как-то днем в храм, догоняет меня мальчишечка лет десяти:

– Батюшка, пойди погляди, что это? Я все смотрю-смотрю и никак не могу понять.

Пошли мы с ним, и привел он меня за дом к Петровичу, там у них такая огромная лужища была. Смотрю, куда мальчонка указывает, и вижу, словно надутый мешок из-под сахара плавает, а вроде и не мешок, человека напоминает. Вызвали милицию. Невестка Петровича вытаскивала его из лужи. Говорит, видела у него во лбу дырку, точно от пули. Да кто тогда разбирался.

Отпели мы его во дворе перед храмом. А через три месяца умерла и жена. Хороший дом остался, только пустой стоит.

Христос воскресе, Петрович! Ты не думай, я на тебя зла не держу. После того, как ты отказался, пришел человек и сам помощь предложил, всю крышу на себя взял. Понимаешь, у Него все так. Если не ты, значит, кто-то другой. Это тебе уже известно. Бедный ты человек, Петрович, никому ты не нужен, но я и тебя не забываю.

Какой уже год на праздник служу на могилке молодой мамочки. Переходила в Москве улицу по «зебре» на разрешающий сигнал светофора. И вдруг под красный вылетел джип. Наверное, была в сводке по городу за тот день про тебя крохотная заметка. Как я понял, водителя джипа оправдали. Да какая разница, оправдали его или нет? Минутный инцидент, а материнская боль не утихает все четыре года, болит сердце, и черную одежду не снимает.

Как мы привыкли к этим новостным сводкам, там погибли, там взорвались, самолет упал. А ведь все это чья-то боль, слезы, разбитые сердца, дети-сироты.

Мать, Христос воскресе, не плачь, начинай молиться о своей девочке. Пока есть силы, помоги ей.

Большая мраморная плита с таким же портретом молодого парня. Юра работал на одной из заправок своего отца. Лет десять назад убили его ночью на работе какие-то наркоманы. Помню, как плакала в церкви его мама. У нас так заведено: если близкие в память о ком-то делают вклад в храм, икону заказывают, покупают подсвечник или что-то в этом роде, то мы заносим имя человека на постоянное поминовение.