При нескольких удачных попаданиях «Алексеев», слишком слабо защищенный броней, мог потерять все свои преимущества.

Наконец ему передали распечатку телеграммы английского флагмана:

«Благодарен за приглашение. Ничего не имея против вас лично, вынужден руководствоваться реальным положением дел. До урегулирования существующего конфликта на государственном уровне считаю необходимым предупредить: ваше вмешательство в действия эскадры против пиратских судов «Валгалла» и «Камелот», которые по всем существующим законам подлежат задержанию и интернированию, будет расценено как враждебное со всеми вытекающими последствиями. Адмирал флота Его Величества Джереми Садлер».

– Еврей, наверное, – сказал Остелецкий, прочитав отпечатанную на розовом служебном бланке телеграмму.

О Садлере как о личности он не знал ничего, кроме того, что достаточно молодой адмирал, служивший по преимуществу в колониях, был назначен на нынешний пост после позорной сдачи в русский плен адмирала Сеймура. И, естественно, был настроен против русских подчеркнуто агрессивно.

– Передайте, – сказал он офицеру, – и ответа больше не ждите. Можете вообще отключить радио. Только дословно: «Немедленно разворот на шестнадцать румбов – воля. Первый ваш выстрел – уже неволя. Бой – смерть».

Это Остелецкий с некоторыми изменениями процитировал известный ультиматум Суворова коменданту крепости Измаил. Он не был уверен, что англичанин знаком с первоисточником, но догадывался, что подобный ответ вызовет нужное действие.

Сначала разъярить противника до потери инстинкта самосохранения, а уже потом…

Остелецкий уже ступил на трап, собираясь переместиться в боевую рубку для руководства дальнейшими событиями. Судьбы адмирала Витгефта, из своего фатализма приведшего русский флот к крупнейшей в его истории катастрофе, он повторять не желал.

Сражением лучше руководить из-за трехсотмиллиметровой брони, нежели сидя на открытом мостике в бамбуковом кресле.

«Генерал Алексеев», до предела форсируя дизели, отчего все его двадцать три тысячи тонн броневой стали вибрировали так, что казалось, вот-вот начнут вылетать заклепки, разворачивался к зюйд-весту, перекрывая возможный маневр эскадры адмирала Саддера.

Британский адмирал неожиданно ощутил в районе желудка сосущую пустоту. Он никогда бы не признался в этом никому на свете, но сам-то знал свой организм. Это – страх.

Иррациональный, вызванный предчувствием чего-то очень нехорошего. Возможно, даже близкой смерти. Если бы он полностью принадлежал самому себе, то, пожалуй, и послушался совета русского «коммодора». Развернуть эскадру, уйти в Пирей, а то и сразу в Александрию. Какое ему дело до этих русских парней с их собственной геополитикой.

Пусть каждый сам хоронит своих мертвецов.

Но как быть с недвусмысленными, хотя и сказанными не в виде приказа, а убедительного намека словами Первого лорда?

– Ваши вице-адмиральские нашивки в вашем кармане, дорогой Джереми. Не перепутайте, в каком именно…

И все же Садлер еще колебался. Пока на крыло мостика флагманского линкора не взбежал уорент-офицер с красным бланком радиограммы.

– Опять что-то пишет этот капитан с языколомной фамилией? – осведомился Садлер, щурясь не то от лучей закатного солнца, не то от попавшего в глаз дыма парагвайской сигары.

– Никак нет, господин адмирал, сэр! Это радио от кептена6 Дарфа.

Командир дивизиона эсминцев, державший свой флаг на лидере «Вэндерер», сообщал, что только что предпринял попытку задержать на траверзе острова Лемнос яхту «Камелот», идущую под неизвестным флагом.