…оно придает незабываемую свежесть;
…лучше „Звездного пути“ в мире мыла не найти;
…его качество не ниже, чем звезды;
…оно отмывает до блеска Млечного Пути;
…оно обеспечивает стерильность, которой позавидует космический вакуум;
…от него ты свеж, как воздух после грозы».
И так далее, без конца. Даже во сне я ощущал вкус мыла.
Добро бы я один мучился – папа, мама и мистер Чартон тоже сочиняли рекламные фразы. Я завел блокнот, чтобы записывать лозунги в школе, на работе и даже среди ночи. Однажды, придя домой, обнаружил, что папа соорудил картотеку. Я расставлял карточки в алфавитном порядке, чтобы не повторяться. Это была хорошая идея. Под конец я отсылал до сотни оберток в день. Почтовые расходы били по карману, не говоря уже о том, что мне приходилось платить за часть оберток.
Другие ребята из нашего городка, а может, и кое-кто из взрослых, тоже участвовали в конкурсе, но только я додумался поставить дело на поток. Я приходил домой в десять с дневным урожаем оберток и лозунгов, присовокуплял к ним полученные у родителей, оттискивал на обертках с внутренней стороны штемпель «Я пользуюсь мылом „Звездный путь“, потому что…», вписывал мой адрес и имя-фамилию. Папа заносил эти лозунги в картотеку. Утром по дороге в школу я заходил на почту с очередной бандеролью.
Взрослые надо мной посмеивались, но с обертками расставались охотно. Шутники – охотнее всех.
Кроме остолопа Квиггла по кличке Туз. Хотя я не назвал бы его взрослым. Это был этакий переросток, малолетний преступник. Наверное, в каждом городке найдется хотя бы один такой Туз. Школу он так и не окончил, хотя мистер Хэнли переводил из класса в класс почти любого, считая, что оставлять на второй год непедагогично. Сколько я помню, Квиггл околачивался на Мэйн-стрит, иногда подрабатывал, чаще просто слонялся.
Туз любил «шутить».
Однажды он застрял у моей стойки. Выпил стакан солодовой газировки за тридцать пять центов, а пространства и времени занял доллара на два. Я как раз уговорил старенькую миссис Дженкинс купить десять кусков мыла и избавил ее от оберток. Только она отошла, как Туз цапнул кусок с витрины и сказал:
– Продаешь мыло, космический кадет?
– Точно, Туз. Отличный товар.
– Куда намылился, капитан? Или правильней коммодором тебя называть? Неужто на Луну? Га! Га! Га! – У Туза смех как у персонажей комиксов.
– Может быть, – вежливо сказал я. – Берешь?
– А ты уверен, что это стоящее мыло?
– Абсолютно.
– Ладно, куплю штучку. Только для того, чтобы от тебя избавиться.
Вот же скотина! Но вдруг именно эта обертка выиграет?
– Отлично, Туз, спасибо большое. – Я принял деньги, он опустил кусок мыла в карман и повернулся к выходу. – Секунду, Туз. Можно обертку?
Он остановился.
– Чего-чего? – Он вытащил мыло, снял обертку. – Ее, что ли?
– Да, Туз. Спасибо…
– Сейчас увидишь наилучшее применение этой бумажки. – Он взял со стеллажа для сигарет зажигалку, поджег обертку, прикурил от нее сигарету, подождал, пока обертка сгорит почти до пальцев, бросил и растер ногой.
Мистер Чартон наблюдал за нами, стоя у окна.
Туз ухмыльнулся:
– Ну, что скажешь, космический кадет?
Я стиснул совок для мороженого. Но ответил спокойно:
– Да ничего, Туз. Это ведь твое мыло.
Мистер Чартон приблизился и произнес:
– Кип, там нужно коробки распаковать. Иди, я присмотрю за твоей стойкой.
Пожалуй, только эта обертка мне и не досталась.
Конкурс заканчивался первого мая, в аптеке залежалась коробка мыла, и папа с мистером Чартоном решили, что она моя. С обертками я провозился почти до одиннадцати, и мистер Чартон отвез меня в Спрингфилд, чтобы на почте их успели проштемпелевать до полуночи.