– Я и не говорю про Тима и Джока – они люди, хоть и подонки. Я имею в виду пришельца и таких, как он.

Причины для разжижения мозгов, конечно, имелись: меня трижды нокаутировали, я не спал ночь, и вообще такие передряги не каждый день случаются. Но пока Чибис не поправила меня, даже в голову не приходило, что таких, как Лиловый, может быть много, – а ведь и его одного более чем достаточно.

Если есть один, то должны быть и тысячи – а возможно, миллионы и миллиарды. Сердце ушло в пятки, а то и ниже.

– Ты видела других?

– Нет, только его. Но мне говорила Мамми.

– Ничего себе! Чибис, что они задумали?

– А ты не догадываешься? Вторжение готовят.

Расстегнутый воротник начал меня душить.

– Как это?

– Не знаю.

– Хочешь сказать, что они нас перебьют и захватят Землю?

Она замялась:

– Может быть и похуже.

– Э-э-э… поработят?

– Теплее. Кип… Думаю, они питаются мясом.

Я сглотнул.

– Веселенькие у тебя, малявка, мысли.

– А мне, думаешь, нравится? Поэтому я и хотела все папе рассказать.

Ответить было нечего.

Древний-предревний страх о судьбах человечества. Папа слышал в детстве радиопостановку про нашествие марсиан – это была выдумка чистой воды, но она вызвала жуткую панику. Теперь люди на такое не купятся. После того как мы высадились на Луне, облетели Марс и Венеру, все, похоже, уверились, что жизни в космосе нет.

И вот она, перед глазами.

– Чибис, это марсиане? Или с Венеры?

Девочка покачала головой:

– Они издалека. Мамми пыталась объяснить, но я не поняла ее.

– Но хоть из Солнечной системы?

– Именно этого я и не поняла. И да и нет.

– Так не бывает!

– Ну и спроси ее сам.

– С удовольствием. – Я замялся, а потом выпалил: – Мне плевать, откуда они, – мы их перестреляем… Найдем способ не смотреть на них!

– Хорошо бы!

– А ты подумай сама. Если их корабли и есть летающие тарелки – настоящие, а не метеозонды, – то они уже сколько лет следят за нами. Следовательно, в себе они не уверены, хотя и выглядят так устрашающе, что молоко скисает. Иначе бы просто вторглись на Землю и сожрали нас, как скотину. Но они этого не сделали. Выходит, победить мы можем – при условии, что с умом возьмемся за дело.

Чибис с готовностью кивнула:

– Надеюсь, что так. Я думала, папа что-нибудь придумает. Но… – Она нахмурилась. – Мы о них очень мало знаем… а папа всегда советовал не пороть горячку при недостатке информации. «Не вари суп из одной устрицы, Чибис» – так он всегда говорит.

– Но я могу поспорить, что мы правы. Слушай, а кто твой отец? И как тебя зовут по-настоящему?

– Ну, мой папа – профессор Райсфельд. А меня зовут Патриция Вайнэнт Райсфельд. Кошмар, согласись. Лучше зови меня Чибис.

– Профессор Райсфельд… А что он преподает?

– Ты совсем темный? Не знаешь, что папа получил Нобелевскую премию?

– Ну извини, Чибис. Я из провинции.

– Заметно… Папа ничего не преподает. Он мыслит. Он мыслит лучше всех… кроме меня, быть может. Он синтезист. Все остальные – специалисты в отдельных областях. А папа знает все и делает обобщения.

Может, оно и так, но я никогда о синтезистах не слышал. Идея сводить части в единое целое шикарна, но для такого нужен аномально башковитый парень – мы же загибаемся под лавиной информации. Профессор Райсфельд, видимо, о трех головах. Или о пяти.

– Ты с ним еще познакомишься, – добавила Чибис, глянув на часы. – Кип, нам лучше закрепиться. Сейчас сядем… а на пассажиров инопланетянину плевать.

Мы снова втиснулись в угол, вцепились друг в друга и замерли в ожидании. Вскоре корабль тряхнуло, пол встал дыбом. Затихло. Я почувствовал необыкновенную легкость. Чибис подобрала под себя ноги и встала: