Но прежде чем новоиспеченный контр-адмирал смог попасть к новому месту службы и своими глазами увидеть доселе секретные корабли, ему предстояла беседа в тесном мужском кругу с канцлером Одинцовым, Великим князем Михаилом и князем-консортом Александром Новиковым. Эти трое составляли высший эшелон власти, стоящий непосредственно у подножия трона; все троих он знал по маньчжурским делам: канцера Одинцова меньше, а великого князя Михаила и супруга императрицы – больше. Последнего он уважал не только как храброго офицера и грамотного командира, обеспечившего решающий успех в Тюренченском сражении, но и как человека, который не поддался соблазну влезть на трон и править вместо своей супруги. Князь-консорт не стал этого делать даже тогда, когда его супруга отдалилась от дел, рожая своего первенца, цесаревича Александра Александровича, полного тезку своего августейшего отца. Какие отношения у императрицы и ее супруга за дверями спальни, не знает никто, но даже самые грязные языки не пытаются приписывать князю-консорту любовниц, а императрице любовников. По впечатлениям, полученным во время аудиенции, Николай фон Эссен мог сказать, что перед ним стояла не только Императрица Всероссийская, успешно правящая страной и обожаемая своими подданными (либеральное меньшинство в расчет не берем), но и счастливая в браке женщина, мать и жена.

Мужской разговор состоялся в кабинете канцлера Одинцова, где новоиспеченному адмиралу фон Эссену прежде бывать не доводилось. Все просто и крайне сурово. Длинный стол, несгораемый шкаф, портрет государыни Ольги на стене, ковровая дорожка, стулья для посетителей и кресло, в котором обычно сидит императрица. Но главной особенностью этого кабинета являлась плотно закрывающаяся двойная дверь, обе створки которой изготовлены из тяжелого дуба, и не пропускают наружу ни единого звука. Гость этого кабинета не знал, что пространство под деревянными панелями было особым образом проложено слоями войлока, так что и стены были абсолютно звуконепроницаемыми. Еще бы – ведь здесь творилась политика и произносились слова, за знание которых в Берлине, Вене, Париже и Лондоне кое-кто, наверное, отдал бы правый глаз и левую почку в придачу.

– Итак, Николай Оттович, с сегодняшнего дня вы – контр-адмирал и командир дивизии карманных линкоров, – сказал канцлер Одинцов. – Не удивляйтесь этому определению ваших кораблей, оно дано на вырост, ведь в самом ближайшем времени броненосные корабли первого ранга значительно вырастут, и только наши балтийские и черноморские линкоры останутся такими же коротышками.

– Но почему, господин канцлер? – удивился фон Эссен, – неужели мы не могли построить такие корабли, которые не пришлось бы потом звать «коротышками»?

– Разумеется, могли бы, – кивнул канцлер, – но только нам нужны были не самые большие, или самые мощные корабли, а самые эффективные. Хорошая броневая защита, девять двенадцатидюймовых орудий в бортовом залпе и шесть в носовом, а также двадцать пять узлов скорости и вполне приличная маневренность при относительно небольшой осадке дают нам корабль, приспособленный к сражению в узостях проливов и лабиринтах островов, когда нужно отрываться от сильного противника и догонять слабого. Впрочем, сами корабли вы еще увидите, поговорите с корабельными инженерами, назначенными к их строительству, а сейчас я хотел бы поговорить о другом…

– Да, Николай Оттович, – сказал Великий князь Михаил, – мы хотим поговорить о том, для чего эти корабли предназначены – то есть о грядущей войне, в которой вам придется командовать своей дивизией, а может, и не только ею…