Остается вопрос о постпереходных количественных различиях в рождаемости. О чем они говорят: о колебаниях, о естественном статистическом разбросе в рамках однонаправленного движения или об альтернативах, о движении в разном направлении или с разными скоростями? Заметим, что этот вопрос вообще не может быть главным, когда речь идет о понимании такого глубинного социального процесса, как демографический переход. Главное в данном случае – это именно изменение типа демографического поведения, признание права на индивидуальный прокреативный выбор, а не то, каков конкретно этот выбор у тех или иных групп населения. Но коль скоро внимание все время фиксируется именно на количественных различиях, остановимся на них и мы.

Уже из рис. 1 и 2 (с. 101 и 102) видно, что дивергенция показателей рождаемости в европейских странах, постулируемая некоторыми российскими авторами, едва ли имела место в действительности. Об этом говорит и специально выполненный анализ гипотез, которые могли бы быть использованы при прогнозировании рождаемости в странах Европейского союза. Первоначальные предположения заключались в том, что сближение показателей рождаемости по мере завершения перехода характерно для всех европейских стран независимо от того, входят они в состав ЕС или нет, а также в том, что вхождение в ЕС дает дополнительный импульс такому сближению благодаря проводящейся в ЕС общей политике, направленной на всестороннюю конвергенцию стран – членов Союза. При этом отмечалось, что «идея конвергенции встроена в теорию демографического перехода»[49].

В качестве переменных, характеризующих рождаемость, были рассмотрены коэффициент суммарной рождаемости (КСР) и средний возраст матери (СВМ) для 27 стран – членов ЕС за 30 лет (1977–2007).

Как показал анализ, коэффициент вариации значений КСР до начала 1990‑х го дов уменьшался, сократившись за это время на четверть, а затем стабилизировался, тогда как коэффициент вариации СВМ сначала нарастал, но начиная с 1993 г. стал сокращаться, опустившись к 2007 г. ниже уровня 1977 г.[50] Эти показатели характеризуют так называемую сигма-конвергенцию, они говорят об уменьшении вариации со временем, что уже само по себе противоречит представлениям о появлении каких-то новых аттракторов. Но эти показатели не дают представления о скорости сближения или отдаления переменных и о факторах, от которых эта скорость зависит. Такое представление можно получить, обратившись к анализу бета-конвергенции – абсолютной или условной.

Абсолютная бета-конвергенция показывает, как скорость сближения показателей связана с их исходным уровнем. Если сближение определяется движением в одном направлении (такова, в частности, стандартная ситуация догоняющего развития), а связь отрицательна (чем больше разрыв между «передовыми» и «догоняющими», тем выше скорость сближения), то это и означает наличие абсолютной бета-конвергенции. В случае 27 стран – членов ЕС наличие бета-конвергенции, опять-таки в противоречии с представлениями о появлении нового аттрактора, подтверждается как для КСР, так и, хотя и в меньшей степени, для СВМ[51]. Правда, как отмечает Ланциери, ситуация осложняется тем, что оба рассматриваемых показателя (КСР и СВМ) не всегда изменялись в одном направлении.

Условная бета-конвергенция отличается от абсолютной тем, что, помимо исходного уровня анализируемых показателей, учитывает также действие дополнительных факторов, например политики, способной ускорять или замедлять движение в направлении конвергенции. В цитируемой работе Ланциери условная конвергенция не рассматривается, но сделана попытка оценить влияние вступления стран в ЕС на движение в направлении конвергенции рождаемости. Предполагалось, что вхождение стран в зону действия общей конвергентно ориентированной политики Европейского союза должно способствовать и конвергенции рождаемости за счет приближения показателей входивших в ЕС стран к тем, которые уже наблюдались у старых членов Союза. Однако подтвердить это предположение не удалось.