В начале марта мы прибыли в Читу. Для нашего отряда на окраине города было арендовано помещение в деревянном доме. Во дворе поставили машину и отправились в баню.

Там выяснилось, что у нас нежно-белого света кисти рук. Всё остальное тело было смуглым, как тело шахтёра, вылезшего из забоя.

Запись в тетрадке.

Чита (20 дней спустя).

Прибыли в день выборов. Первым делом – в баню. Там убедились, что телом более смахиваем на негров. Только кисти рук белые и холёные. Это потому, что они служили нам, кроме ложек, столовыми приборами.

Здесь есть улицы: Подгонная, Лесная, Песчаная. Таких названий достойны многие местные улицы. Нет названия «Пыльная» возможно потому, что все улицы такие. Часть Читы называется Островом. Причина этого не разгадана. Тайна ждёт неутомимых исследователей: географов, океанологов, геологов, психологов (практически, достаточно только последних). Впрочем, только физически развитый человек способен переплюнуть реку Читинку.

Можно считать Читу курортным городом. Этому способствует сухой климат и обилие грязи, целебные свойства которой ещё недостаточно изучены. Чита – город контрастов. Наряду с шаткими деревянными двухэтажными домами тут имеются добротные одноэтажные деревянные избы. А если бы зацвели все читинские деревья, которые пошли на постройку домов, был бы это самый лесообильный город мира, исключая Монино. Интересно сравнить эти два города.

В Монино есть высотное здание, превышающее любую постройку Читы. Оно подобно Эйфелевой башне, и в простонародье зовётся Водонапорной. Зато в Монино нет площади, ресторана, забегаловок и вытрезвителей, и взрослому населению негде проводить свой досуг. Милиции в Монино тоже нет, зато есть порядок, в отличие от Читы. Кроме того, есть в Монино водопровод и канализация, чем обделена значительная часть Читы.

Говорят, надо сочетать умственный труд с физическим. В Чите я их сочетал. Главная работа – сидеть в Геологическом управлении, изучая отчёты разных экспедиций и выписывая из них всё, что относилось к редким металлам, делая выкопировки. Отчёты были толстые, многотомные, совершенно секретные.

По стилю геологический отчёт заметно отличается от художественных сочинений. Многие из них были насыщены цифрами и графиками, смысл которых был для меня смутен. Путался я в бесконечных схемах, картах, чертежах и разрезах, как щенок в незнакомой квартире.

Нечего сказать: приехал за тридевять земель в Забайкалье, чтоб киснуть в четырёх стенах! До обеда, как говорится, борешься с голодом, а после обеда – со сном.

Временами прибывало из Москвы снаряжение. Его требовалось перевозить со станции на склад. Тут уж не задремлешь!

Мне нравилось угадывать характер каждой вещи, прилаживаться к ней, соразмеряя свои усилия с её формой и весом. Тяжёлые мешки перекидывать через плечо, как кувыркают своих противников бравые киногерои. Ящики переносить, прижимая к животу, от чего ноги идут вразброс, как у конькобежца.

Часть снаряжения следовало переправить на север, в поселок Ципикан, где находилась база одного нашего отряда.

Выехали 5 апреля, утром. Ворчал наш ГАЗ-63, взбираясь на пологие сопки. Ворчал и Николай Николаевич:

– Полтыщи километров… А если что? Сезон кончился. В эту пору только дураки ездят.

Мы ехали именно в эту пору. И ругали начальников. Так уж положено. С ними от этого ничего не случится, а нам облегчение. Говорят, на японских фабриках ставят резиновые чучела хозяев. Обиженные рабочие могут бить их (чучела) палкой. Вот и мы как бы били чучела своих начальников.