– А что ж к родителям не пошла?

– Отца нет, а мама… мама в больнице.

– А друзья?

– Подружки улетели в отпуск в Египет, а Анатолий Маркович в Стокгольме на конференции.

– А кто у нас Анатолий Маркович?

– Отчим. Мамин муж…

– Понятно. Друзей и родственников нет, потому ты решила прийти к первому встречному? – Вообще-то, людей с расшатанной психикой лучше не нервировать каверзными вопросами, но уж больно любопытно, почему из всех возможных вариантов эта несчастная выбрала именно его. Ведь наверняка, помимо близких, в ее жизни есть еще и знакомые, сослу-живцы. Кто-нибудь да помог бы.

– На мне ваш пиджак был, – она виновато улыбнулась, – я подумала, что это что-то значит.

Значит. То, что он дурак безмозглый, раз разбрасывается своими вещами направо и налево, а больше ничего. Во всяком случае, ничего такого, о чем думает эта… Лия.

– Иди пока мойся, – Монгол тяжело вздохнул. Бесполезно сейчас что-то опровергать, доказывать бедной девчонке, что он никакой не рыцарь в сияющих доспехах, а самый обыкновенный мужик. Не то чтобы совсем уж бездушный, но и не без изъянов.

– А где у вас ванная? – Девчонка обеими руками придерживала норовящую распахнуться на груди больничную сорочку, с тоской поглядывая на отобранный пиджак.

– Прямо по коридору. – Ни на сорочку, ни уж тем более на грудь Монгол старался не смотреть. Во-первых, все, что нужно, он уже видел в морге во время реанимационных мероприятий, а во-вторых, невежливо пялиться на беззащитную девушку. – Я тебе сейчас что-нибудь из одежды поищу. Хочешь?

Гостья радостно закивала и тут же поморщилась. Наверное, голова болит.

– А это барахлишко мы выбросим. Не возражаешь?

Она согласилась. Кто ж станет печалиться, расставаясь с такой-то «красотой»? Одежки для Лии нашлись быстро. Вот и пригодились вещи, оставшиеся от экс-подружки. Хорошо, что она не все успела забрать. Брючки, пожалуй, будут длинноваты, у экс-подружки ноги «от ушей», ну да не страшно – можно и подвернуть, если что. А свитерочек должен подойти.

– Ты не спеши, – Монгол протянул Лие одежки и полотенце, – поваляйся в ванной, расслабься, согрейся. Там на двери защелка есть. Так что не бойся, – добавил он, поймав ее настороженный взгляд.

– Я и не боюсь.

Неправда, по глазам видно. Она теперь пуганая, всего боится.

– Ну, вперед!

Монгол подождал, пока за Лией захлопнется дверь, секунду-другую послушал шум льющейся воды, потом прихватил телефон и на цыпочках прошел на кухню.

Для того чтобы узнать номер Франкенштейна, пришлось разбудить Зубарева. Никаких угрызений совести по этому поводу Монгол не испытывал – не все ж ему одному расхлебывать последствия той чумовой ночки в городском морге. Зубарев долго не мог понять, что от него требуется, мычал что-то нечленораздельное, ругался и даже бросал трубку. Но Монгол был настойчив и последователен, и минут через десять номер Франкенштейна красовался в его записной книжке. Второй этап операции под кодовым названием «Помоги ближнему своему» представлялся Монголу более сложным, чем первый, но, к превеликому его удивлению, Франкенштейн, еще вчера совершенно невменяемый, сегодня был бодр и вполне трезв. И в сообразительности этому рыжему не откажешь. Повторять три раза, как Зубареву, ничего не пришлось, ситуацию просек с ходу.

– Хочешь, чтобы я выяснил, из какой больнички наша покойница дала деру? – Голос Франкенштейна вибрировал от нерастраченного боевого запала. Забыл уже, что ли, о выговоре с занесением в личное дело?

– Хочу. Она что-то такое говорила про убийство…

– Посттравматический шок, – не дослушав, изрек Франкенштейн. – А может, ее чем-нибудь наркотическим обезболивали, вот и вышла девонька на психозик.