>А:
Когда он ушел в ЛогоВАЗ, вы продолжали наукой заниматься или сразу все отрубилось?
>Б:
Дело в том, что Боря про меня все понял довольно рано. Он занимался вопросами науки и вопросами, связанными с организацией, с какими-то деловыми контактами – и он понял, что я вообще не про это. И я не интересовался, и он со мной особо не делился. У меня такое впечатление, что Боря очень настраивался на человека и общался с ним в том ключе, в котором это было для обоих достаточно комфортно. И поэтому чем больше он занимался бизнесом, тем меньше мы общались.
>А:
Ты отметил две вещи. Во-первых, удивительную многосторонность Бориса и, во-вторых, умение настроиться на очень разных людей. Он действительно разговаривал на равных с совершенно разными людьми из совершенно разных миров. Это же очень предпринимательское качество. Бизнес – широкая вещь и требует широты. Узость мешает, это точно.
>Б:
Помню смешной разговор, еще в ИПУ. Боря в очередной раз куда-то опоздал. В общем, как мне показалось, повел себя очень не по-деловому. Я говорю: “Тебе повезло, что мы здесь живем, в нашем бардаке. Жил бы ты в Америке…” Он говорит: “Ты не понимаешь, в Америке я был бы миллионером”. Вот такой был разговор смешной, еще в глубоко советское время. То есть он к этому шел, и я не знаю, насколько осознанно.
>А:
Конечно.
>Б:
Его мама говорила очень трогательно, как бы немножко его оправдывая: “Вы не думайте, что ему много нужно, что он жадный или хочет какого-то влияния. Еще когда он пионером был, ему во всем нужно было участвовать”.
Человек из другой жизни
>А:
У Бориса, безусловно, был талант тимбилдинга. Он строил коллектив, время на это тратил, ему это было интересно и важно. Вы с ним много общались вне работы, куда-то ездили?
>Б:
Когда мы с ним писали книжку, я полгода практически у него жил. Это наложилось на мой бракоразводный процесс, скажем так. Нужно было максимально эффективно написать книжку с нуля в области, которая только намечена, и если уж я за это взялся, то хотел делать добросовестно. И это было такое погружение…
>А:
Книжка вышла? Как называлась?
>Б:
Березовский, Борзенко, Кемпнер, “Многокритериальная оптимизация” чего-то там… Нет, “Бинарные отношения в многокритериальной оптимизации”. А “Многокритериальная оптимизация. Математические аспекты” – вторая книжка, уже с Юликом Барышниковым, это было позже.
Я практически жил в семье Березовского, у меня был кабинет, я там сидел, работал. Нина, Катя, Лиза, пять лет, семь лет… И о Нине, и о девчонках у меня самые добрые воспоминания.
>А:
Ты их с тех пор не видел?
>Б:
Не видел. Я имел контакты с отцом Алексеем Гостевым, который, я так понимаю, в Катиной семье играл роль духовника, поэтому я о них что-то слышал, получал приветы.
>А:
Ты тоже ушел в православие…
>Б:
Откуда ушел?!
>А:
Из советской науки, я бы сказал. Ты был воцерковленным в советское время?
>Б:
Да. Причем практически в то же время, что с Березовским, я познакомился с отцом Александром Менем – в 1979 году. И это, конечно, определило в значительной степени мою жизнь.
>А:
А вы с Борисом обсуждали православие? Он в 1995-м крестился.
>Б:
Однажды он меня очень тронул, привезя мне Евангелие из-за границы. Это было как знак внимания. Было понятно – если у Бориса это обнаружат, у него будут неприятности. Я помню, что книжки и рукописи отца Александра вполне себе подпольно перевозили. То есть Борис знал о некотором моем интересе и относился очень уважительно. Но тут опять же трудно сказать: может быть, он учитывал мое отношение, но, по моему впечатлению, его собственное отношение было очень заинтересованно-уважительное. Впрочем, без особой глубины – не то чтобы вот сейчас он все бросит… Но по поводу его искренности у меня не было никаких оснований сомневаться.