— Из барбершопа, — поправила его Дашевская и звонко рассмеялась. — А ты язва, Леша. Но к Аракчееву не подходи, он шуток не понимает.

Саша посматривала, как устанавливают стенды на сцене, но уходить не спешила.

— Регина здесь где-то, — прервал молчание Алексей. — И у нас правда открыта вакансия в клиентский отдел.

Дашевская раздраженно повела плечом.

— Боишься, что не удержишься у нас месяц? — мягко, без наезда спросил Смирнов.

— Не боюсь. — Саша горделиво вскинула подбородок. — Но у меня не все так плохо, чтобы превращаться в офисный планктон. Не знаю, что там тебе наболтала Реджи!

— Ничего, — честно признался Алексей. Сашу и перипетии ее жизни они с Заленской не обсуждали. — Но у тебя за спиной в дверях стоит Сахар Медович. Так что выбирай: или здесь оставайся, или к нему иди.

— Так себе выбор! — фыркнула Саша и, повернувшись к бывшему жениху, с довольным видом показала тому средний палец.

Аракчеев, метнув в девушку злобный взгляд, шагнул назад. Та же продолжала держать поднятую вверх руку. Похоже, сейчас она никого и ничего не замечала. А вот Смирнов внутренне ахнул, когда из-за спины Артура показалась замша. Так ласково за глаза звали в компании заместителя генерального по работе со стратегическими клиентами.

Звали ее Лидия Валерьевна, ей было не больше тридцати пяти лет, но никому из подчиненных и в голову не приходило называть ее по имени и на «ты». И это при том, что порядки в компании были не строгие, а по западному образцу.

В зале мгновенно воцарилась тишина — перед замшей трепетали все, включая иногда и генерального. Вот только Дашевская об этом не знала, да если бы и знала, вряд ли себя бы удержала. Смирнов коротко вздохнул и закрыл спиной Дашевскую, но было поздно.

— Вас кто сюда пустил?! — прошипела замша. Она уже стояла рядом с ними и смерила Сашу презрительным взглядом. — Вон! Смирнов, выведи ее отсюда!

* Ролл ап (роллап, roll-up, ролап) — мобильный раздвижной рекламный стенд с баннером, сматывающимся в металлическую конструкцию.

12. Глава 12

Проклята! Я точно проклята! Эта идиотская мысль стучала молотком в моей голове уже целую неделю. Нет, она прочно засела, еще когда мы с Ксюхой увидели дьявольскую тройную радугу и цветущую сирень на Тверской. Сразу вспомнилась та бомжиха в лохмотьях и слова треклятые. Потом меня чуток отпустило, но после встречи с этим парнем, Алексеем, все снова полетело к чертям.

Деньги уплывали непонятно куда. Мне пришлось самой платить за квартиру и покупать еду. Папины помощники куда-то испарились. Маникюршу хотела вызвать, так у нее «полная запись». Это вообще как?!

Пришлось уволить Жорика. Он понятливый оказался, вернул ключи и свалил, пожелав мне удачи. Дожила: водила меня жалеет!

Домработнице после последней уборки тоже велела пока не приходить. Скоро все вернется на круги своя, но… черт! Смотрела она на меня как на нищебродку последнюю! Еле удержалась, чтобы не наорать на нее!

Когда Ксюха из Штатов звонила, я соврала, будто все топчик, но она уже знала, что я сижу дома и больше не тусуюсь.

Поболтали как-то скомкано, с паузами даже. Абрамова что-то несла про каких-то чуваков, с которыми она познакомилась в самолете, спрашивала про субботнюю тусу у Ольховской, но я туда не ходила. На закрытый показ коллекции Лукьяновой меня не позвали. А ведь этой козе папа за копейки выделил особняк в центре для ее модного дома!

Так хреново, как в эту неделю, мне не было никогда. Разве что после смерти мамы, но тогда папа был рядом, и я знала, что он меня любит. За ним я чувствовала себя как за каменной стеной.